Сам он тоже не сразу понял, с каким сокровищем его судьба свела. Прежде видел в ней дитя, привязался, как привязываются к ребёнку – без всякой мысли, просто потому, что любого умиляют доброта и чистота. А когда понял…
Правы были старшие Мироновы: такому бриллианту достойная оправа нужна. А кто такой Штольман? Честный, неглупый полицейский – и только. Разве он пара ей? Потому так сердце зашлось, дыхание перехватило, когда увидел её рядом с Чеховым. Вот драгоценная оправа была бы!
Да только, к счастью для него, Анна Викторовна с её незаурядным даром создана была для иного – не музой писателю служить. Она всё твердила: «Я просто хочу людям помочь!» - и это предназначение её без конца толкало туда, где опасно. А ему судьба предназначила беречь это удивительное творение Вселенной – так он себе роль определил ещё в ту пору, когда и надеяться не смел на ответную любовь. Оберегать её дар и её саму, держать в ладонях, самому обдираясь в кровь, как сегодня в окаянной этой ежевике.
Со временем Штольман даже выработал для себя формулу, как относиться к Аниному дару. Через эту девушку ему приоткрывалось не потустороннее, а просто непознанное. Наука слишком молода, чтобы понять и объяснить ту невероятную чувствительность, которой обладала Анна Викторовна. Чувствительность же порождена была её добротой и вниманием к самым ничтожным из людей, что и позволяло слышать сквозь небытие тех, кому ещё нужно было быть услышанным.
Однажды он уже хотел сказать ей это, но она тогда попросила не говорить ничего высокопарного, и он промолчал.
И то, что она придумала – открыть маленькое сыскное агентство – пожалуй, правильно. Так она сможет в полной мере реализовать свое предназначение – помогать людям, а весь его профессиональный опыт ей в этом поможет. И не нужно больше рваться между необходимостью её оберегать и долгом службы, диктовавшим находиться в другом месте и иными вещами заниматься. Частное сыскное агентство, к тому же, избавит их от необходимости служить тому, что возмущало совесть. И никто не посмеет им сказать: «Закрывайте дело!»
И никакой больше Государевой службы. Хитрец Варфоломеев едва не вовлёк её в свои дела, воспользовавшись его, Штольмана, именем. Чтобы он по собственной воле любимую женщину толкал в осиное гнездо, из которого сам теперь не чаял ноги унести? Много позже он спросил у жены, что удержало её от такого шага. «Вы!» - просто ответила она. – «Вы, Яков Платонович, не велели никому доверять и бумаги показывать. Значит, этот господин – не такой друг вам, каким хотел казаться».
Да уж, с такими друзьями врагов не надо!
Когда они доберутся до Парижа, надо будет, и впрямь, написать Коробейникову. Вдруг согласится?..
Анна вдруг выпрямилась во весь рост и властно потребовала:
- Господа, оставьте меня, пожалуйста, на несколько минут одну!
Даже Штольман удивился: и в прежние времена, когда у неё за спиной стоял начальник сыскного отделения, готовый выполнить, хоть и не без ворчания, любую её просьбу, такой властности у неё в голосе не было.
Яков повиновался беспрекословно и любопытного Кричевского с лавки поднял едва не за шиворот. Впрочем, Андрей Дмитриевич сам быстро сориентировался и пришёл на помощь, когда проявили непонимание купец и урядник:
- Анна Викторовна – медиум. Не всё из того, что здесь будет происходить, нам знать надо.
Бывший приват-доцент, будучи романтично настроенным собирателем сказок, верил в любое таинство. Урядник же казался недовольным, а за дверями сказал такое, отчего у Штольмана сразу появилось желание своротить ему челюсть на сторону:
- Ведьма, что ли?
«Вот вам провинция, Яков Платоныч! Да в Затонске ни один городовой и мысли бы себе не позволил… Скотина, как есть!»
Грохотов, однако, проявил признаки отнюдь не усть-горского интеллекта.
- Не ведьма, Павел Степаныч, - духовидица. Вот уж кого не чаял встретить «во глубине сибирских руд»!
И снова улыбнулся в уже подмеченной Штольманом манере – оскалив плотно сжатые зубы. При этом в глазах ни малейшего веселья. Снова он затонскому сыщику крепко не нравился. И костюм его, и манеры, и цитата эта – из Пушкина, да не то, что в обществе вслух скажут – всё было не из здешних наивных мест.
Словно почуяв горячий взгляд Штольмана, Грохотов обернулся и сообщил персонально «немцу»:
- Ну, бывайте, господа! Дела-с, знаете. Дела не ждут, а деньги тишину любят, не правда ли, герр Якоб? У вас же тут скоро шум на всю волость пойдёт – с этой змеиной хворью. Честь имею кланяться! – и звонко щёлкнул каблуками.