Меня словно обожгло. Преступление моё раскрыли. Ведь этот клочок – не что иное, как набросок поединка святого Георгия. Я бессильно дёрнулся, и на глаза мои навернулись слёзы.
Отец Прокл положил ладонь мне на лоб.
- Ты плачешь, дитя? Тебе больно, - учитель был проницателен, как всегда. Я почему-то сразу понял, что говорит он не о телесной боли. Жгучие капли вытекли из-под век, и я смог посмотреть на него. Взгляд святого отца светился милосердием.
- Ты боролся с демоном, и демон победил. Что ж, не ты первый, сын мой, и, увы, не ты последний.
- Я пытался, отец мой. Я молился. Я ждал…
- Моей помощи? Я, к несчастью, тоже всего лишь человек. И, как и ты, наказан за гордыню.
- Отец?
- Я не могу судить тебя, Давид. Я и сам мнил себя способным противостоять любым проискам Врага человеческого. Но ошибся.
Моё изумление не ускользнуло от учителя. Не он ли всегда говорил, что сомнения, суть диавольское порождение? Я почувствовал, что земля подо мною колеблется, словно в недрах её уже неистово хохотал торжествующий Враг.
- Но, отец, как же…
- Я смирился, сын мой. Не всё в моих силах. И ты смирись.
- Что же делать, отче? Неужели люди обречены в бессилии наблюдать, как наступает царство зла.
Преосвященный грустно улыбнулся.
- Господь не допустит этого, дитя моё. Я сказал, что мы всего лишь люди, и это истина. Но я не говорил, что для истинно верующего нет надежды. Этот варвар…
- Этот варвар – Мамона, иначе как ему удалось?
- Этот варвар силён, раз обладает такими способностями в чёрной магии. Он, несомненно, служит Сатане. Тень Нечистого доподлинно увидел я за его спиной. Но он всего лишь человек. И мы – люди.
Голос Преосвященного как-то особенно выделил последние слова. Мне представились языки Божественного огня у стен нечестивой Гоморры. Как мне хоть на миг могло почудиться, что несгибаемый отец Прокл может сложить оружие? Если нас не покинули ещё подвижники, подобные моему учителю, значит, у мира есть надежда.
Епископ подошёл к столу, неторопливо взял в руки пергамент, стал рассматривать рисунок, поворачивая так и сяк, словно изучая врага.
- Почему вы раньше не сказали мне этого? – тихо спросил я.
- Я должен был подумать. Я молился. Мне нужно было время, чтобы отринуть гордыню.
- Значит, эта ночь была нелёгкой для нас обоих, отец мой?
Он удивлённо посмотрел на меня. Затем таинственно улыбнулся.
- Нет, моё дитя, ты лучше меня. Мне понадобилось много дней.