- Дочку мою не оставь.
Аяна всегда говорила, как рубила:
- Помирать собралась? Лучше сама одумайся, не то за косу из ирия вытяну. Струсила что ли?
- Не понимаешь ты, Смородина. Я видела: придут они за мной.
Но Аяну было не пронять:
- А пусть приходят. Мне давно срубить кого-нить хотелось – почему не этих? А противные какие, белобрысые – фу! Ты только скажи, как их тебе – одним куском подавать или настрогать помельче?
Амазонка никогда не была дурой, склонной к похвальбе. Тут же она хорохорилась мужам на диво, а Томба ещё улыбался, морща чёрное лицо, и даже советы давал. Но Жданкин страх не проходил. И дочка моя, напуганная материной болезнью, всё время пряталась где-то подле - охраняла. И конечно, несмышлёный Гай крутился тут же. В общем, в доме проходу нет от страдальцев и героев.
Когда это до меня дошло, я страшно озлился. На себя, за то, что позволил их в это втянуть. И, как ни странно, на Визария. Разве можно при таком ремесле семьёй обрастать, позволять кому-то тревожиться за тебя, видеть твою смерть каждый раз? Или так вот, как теперь – подставлять близких под удар, который тебе предназначен? А не предупреди нас Давид - на какой дыбе Аяне висеть? Какой бы смертью сына твоего кончили? А нас: Жданку, Томбу, меня? Дочка моя чем виновата? Тем, что Меч Истины ремесло своё ставит превыше жизни? Об этом ты должен был меня предупредить, когда уводил с собой! Разве бы я пошёл, как баран, на эту бойню, где не мне одному освежёванному быть?
Впрочем, кажется, он не звал меня с собой. И не просил ни о чём. И главная его вина, если вдуматься, в том, что сейчас его рядом нет. Уже очень давно не говорил он со мной, не давал с усмешкой советов. Прошлое прошло! Мне бы только со всем этим развязаться – брошу всё к шелудивым собакам! Чтобы дочка не боялась, чтобы жена не болела. Надо только поглядеть, кого Гилл-дурачок видел у Скотьей Могилы, был ли там впрямь Кратон? Или он просто мастер байки травить, как тот римлянин, чей свиток Аяна читает по вечерам? И тогда надо браться всерьёз за стратега.
Занимали они мои мысли – что греха таить. И обоих я увидел дней через пятнадцать после прогулки на Мёртвый Танаис. Александрова гвардия пошла по дворам – сгонять мужиков на постройку стен. Потащили и меня. Томбу не тронули - за его увечья и седину. То, что нубиец на вытянутых руках полные вёдра сорок раз выжимает, парням было неоткуда знать. Хотел бы я глянуть, много ли останется от того, кто сочтёт безобидным старого гладиатора?
Я шёл себе, не брыкался. Как не тяни кота за хвост – всё равно отрывать придётся. Вот сейчас с ними и поговорю.
Стратег стоял на холме у недостроенной башни, и выглядел иначе, чем я привык видеть. Прежде он всякий день не таскал золочёную броню и малиновый плащ. Теперь не то - хозяин города.
- Эй, Александр! Скажи своим обалдуям, что я не каменщик. У меня другое ремесло – я глотки режу.
Он едва посмотрел через плечо:
- Ты живёшь в этом городе, Лугий. А значит, обязан заботиться о его обороне. Принимайся за работу.
- Ага, сейчас! Только я и без того забочусь об обороне, если ты помнишь. И моя забота не в том, чтобы камни таскать.
- А как ещё ты намерен помочь? Две недели от тебя не было ни слуху, ни толку. Может тебе лучше месить раствор?
- Нет, я предпочитаю месить рожи. Прикажи своим громилам отойти, Александр. Я не люблю, чтобы меня понукали.
Сто раз Визарий мне говорил, что я должен учиться терпению. Но как учиться – не сказал. И теперь у нас со стратегом вышло плохо. Он приказы роняет, будто камни кладёт, но и у меня ж терпелка не железная! Сцепиться по-настоящему нам Кратон не дал, этот зря в драку не полезет:
- Как ты собираешься вести следствие дальше, Лугий?
- С Гиллом поговорю.
Язвительные морщины подчеркнули улыбку стратега:
- Что ещё ты намерен узнать у безумного?