Но не сегодня. Сегодня безотчетное чувство страха и напряженное ожидание опасности растворилось в небытие.
Сквозь полузакрытые веки Гермиона разглядела темно-синий ободок окна, едва различимый во мраке комнаты.
— Спи, — произнес знакомый мужской голос над самым ухом.
Гермиона послушно закрыла глаза, ощущая, как мужчина сильнее прижимает ее к себе. Она лежала к нему спиной, но знала, что это был Грим. Его голос, его крепкие объятия, покой, который она ощущала, лишь находясь рядом с ним.
Он был рядом. Остальное не имело значение.
Хотя нет.
Единственное, что сейчас имело для нее значение — жажда. Она задыхалась от жажды обладать им. Уставший мозг требовал отдыха, но тело желало иного…
Гермиона распахнула глаза. Ее окружала тьма — тяжелая, сладкая, как и бесстыдные желания, разгорающиеся внутри.
«Я ослепла», — эта мысль позабавила ее.
— Я хочу тебя, — поцеловала его куда-то в уголок губ и опустила руку ниже, проверяя его желание.
— Ненасытная, — сказала темнота голосом Грима.
Она и была ненасытной. Ее тело горело. Жажда была дикой, безудержной. Настоящий голод. Если он не утолит ее голод, она умрет.
Он резко вошел в нее. С ее губ сорвался крик. Жажда отступила на миг и накатила снова удушающей волной.
Новый толчок — новая волна удовольствия, смешанная с болью.
Вокруг темнота, но Гермионе и не нужно зрение, главное — ощущать, каждой клеточкой ощущать его внутри себя. Внизу живота разгорался пожар.
— Сильнее, — застонала она.
Она двигала в такт бедрами вмести с ним, но, даже ощущая его внутри себя, продолжала хотеть его. Безумие. Настоящее безумие.
Гермиона кончила, и тут же тяжелая полупрозрачная пелена, сотканная из образов и видений, накрыла ее с головой. Она не видела, не слышала, перестала чувствовать что-либо. Вакуум.
Остались только сны — болезненные видения, в которых выдумка слилась с реальностью в бесконечный гнетущий кошмар. Темные силуэты с горящими огнями вместо лиц, крики диковинных зверей, теплый дождь с приторно-сладким вкусом.
Кап-кап.
Капля капает на губы, язык, попадает в горло.
Боль.
Удушье.
Горло изнутри будто покрылось волдырями. Гермиона закашлялась, на глазах выступили слезы, мир вокруг бешено завращался, врываясь в сознание проблесками неяркого света.
— Одевайтесь скорее, Драко! — произнес Флитвик.
Серебристые обои на стенах, темно-зеленые бархатные шторы, знамя Слизерина рядом с листком расписания седьмого курса. В поле зрения Гермионы Малфой с голым торсом на ходу застегивал брюки. Его спину украшала угольно-черная татуировка, но девушке не удалось ее разглядеть — слизеринец набросил на себя рубашку.
— Что здесь происходит?
— Мисс Грейнджер, вы очнулись! Прекрасно. Вам, кхм, также необходимо одеться.
Гермиона заглянула под одеяло. Ее худшие опасения подтвердились — на ней не было одежды. С губ сорвался нервный смешок.
— По дороге Драко вам все объяснит, по возможности, одевайтесь скорее, — прокричал Флитвик и закрыл за собой дверь.
В комнате повисла тишина. Малфой зашнуровывал ботинки, уделяя исключительно все свое внимание обуви. Наконец, он закончил с одеждой, выпрямился и в упор посмотрел на бледную, испуганную Гермиону, прижимающую к груди одеяло — свою единственную защиту.
— Ты слышала, что сказал Флитвик? Одевайся, — слизеринец наклонился и кинул ей в лицо брюки.
— Почему я голая? Почему я в твоей постели? — чуть не плача, закричала Гермиона.
— А что два человека делают в постели обнаженные? Наверное, играют в шахматы, — голос Малфоя сочился ядом.