Земля, словно трясина, не отпускала ее. Наконец, с противным чавкающим звуком, она выпустила из своих тягостных пут холодное как лед тело. В ту же секунду Гермиона открыла глаза и закричала.
Укачивая ее в своих объятиях, Драко боялся представлять, что сделали инферналы в его отсутствие. И отсутствовал ли он вообще, и все это, как и голос, и чужие воспоминания, было в его голове?
Прошло время, прежде чем Гермиона успокоилась. Ее продолжало трясти, но она смогла говорить связно.
— Надо найти убежище и отдохнуть.
— Верная мысль.
— Почему они ушли, что ты сделал?
— Не представляю, — солгал Драко, глядя ей в глаза. Он не был уверен, что ей можно доверить обретенное знание.
Он сам чувствовал себя опустошенным и неокрепшим с момента своей последней смерти. С каждым новым разом его пробуждение было легче. Он больше не чувствовал обжигающего холода и пламени потустороннего мира. Его прохлада стала казаться приятной, а ласковые объятия отпускали легко. Тот мир ждал его.
Его состояние после пробуждения кардинально отличалось от прежнего. В первый раз он приходил в себя недели, в последний — два часа. До его последнего дня рождения оставались считанные недели.
Он очнулся от мыслей, когда справа от тропы показался древний одноэтажный деревянный дом, его слепые окна черными провалами глядели на путников.
— Я проверю, а ты не сходи с тропы, — произнес Драко.
Внутри дом был абсолютно пуст. Ни людей, ни мебели. На земляном полу одиноко лежал багряный листик, который закровоточил, когда Малфой коснулся его. А после и вовсе исчез.
— В Тарбете даже хуже, чем я ожидал.
— Подписываюсь под каждым словом, — устало произнесла Гермиона, разжигая огонь. — Мне надо поспать.
Устроившись у огня и положив голову на рюкзак, Гермиона мгновенно окунулась в мутный сон. Под сомкнутыми веками двигались глазные яблоки, дыхание было частым и тяжелым. Драко укрыл ее мантией Грима и тоже прилег рядом. Он долго размышлял о том, что поведал ему Ключ. Как магистр проглядел предательство близких людей, откуда в их семье знали об Ордене и каким образом он стал Ключом? И опять же потерянная любовь. У Магистра, у Мастера, у Грима…
Малфой не заметил, когда сам погрузился в тревожный сон, и долго не мог понять, что его разбудило. Входная дверь открыта нараспашку. Драко бросился наружу и на мгновение закрыл глаза рукой: снег ослеплял своей белизной.
А возле крыльца расплывалась отвратительная черная жижа, рядом с которой Гермиона вытирала черные губы.
— Что с тобой? — закричал Малфой.
— Гадость, не правда ли? Сделано на твоей крови, Грим. Ты знаешь, сколько меня пичкали ею, чтобы превратить в это?! — она обвела рукой себя. — Они сломили мою ментальную защиту в психушке, а потом вместо инъекций этой дряни в кровь заставляли пить ее. Час за часом. Час за часом. Пей, Гермиона, пей…
Она дико захохотала, содрогаясь в сухих бесслезных рыданиях. Малфой попытался обнять ее, но Гермиона резко оттолкнула его.
— Жалеешь меня? Не стоит. Этой дряни еще полно в моей крови. Суток без волшебства недостаточно, чтобы исторгнуть ее всю. Я не та Гермиона, что ты знаешь и, может, любишь. Не та… — она ушла обратно в дом, а Драко остался стоять снаружи, подставив лицо безразличному небу.
Осенняя ночь сменилась ранним зимним утром. Звезды погасли, но две луны продолжали висеть на небосклоне. Пошел снег, он падал на лицо Драко колючими осколками и таял.
И Малфою впервые за этот год хотелось умереть.