— Если бы это было в новинку… — Чес по-простому усмехнулся, пожав плечами. — А ты и сам знаешь, что я к тебе такому осознанно иду. К тому же, в последнее время ты стал более…
— Более каким? — не вытерпел Джон и ощутил в себе лёгкое напряжение; а, это прошлое упрямство и нежелание становиться другим! Рукав его пальто сжали пальцы; казалось, Чес хотел потянуть его на себя.
— Более гуманным, что ли…
— Ненавижу это слово!
— Тогда менее жестоким…
— От этого не легче, — Джон скривил лицо в гримасе недовольства. Более гуманный и менее жестокий? Это точно он, Джон Константин? Чес вновь рассмеялся и теперь сильнее потянул его к себе так, что почти дышал ему в лицо.
— Как видишь, это обоюдно нелёгкий путь. Ты считаешь, что это слишком запутанно, но на самом деле это до ужаса банально, — опять вокруг всё замерло, опять в этом погибающем мире остались только они вдвоём; опять Джон слышал своё усиленное сердцебиение, неожиданно ставшее громким, опять хотелось сказать что-то важное этому человеку, всегда улыбающемуся ему. Между ними было не больше пяти сантиметров, но, удивительно, Джон ощущал, как медленно погружался в эти вечно тревожные и светлые думы через полуприкрытые глаза с застывшим выражением доверия в его сторону. Он желал потонуть, полностью погрузившись в атмосферу уюта и ещё чего-то тревожного этого человека; Джон уже не контролировал, что делал, правильно ли это… Он взял за руку Чеса, почувствовал его тёплые пальцы, его горячее дыхание у себя на щеке, видел его приоткрытые губы и похожее желание чем-то поделиться.
Они выглядели глупо, они выглядели странно, они вели себя неподобающе для мужчин, но… но кого это могло теперь интересовать? Разве их уже перестроившуюся совесть? Или совсем отключающийся разум в такие моменты?
— Знаешь, Джон… — голос дрогнул, пальцы второй руки остановились на воротнике пальто и несильно сжали. — Кажется, я что-то всё время хочу тебе сказать… — уже шептал, опустив взгляд. — Но не могу. Что это? Что это за слова?
— Если слова не идут, значит, ещё не настало их время… — как бы сказав нечто умное за весь сегодняшний день, Джон опомнился, отрезвел от опьяняющего тумана, что нагнал на него парень, и сделал пару шагов назад. Сейчас его не то чтобы стесняло, но беспокоило такое «всё-дозволение» между ними. Прав был Чес, спрашивая, что это. Это не было похоже на снос крыши или подобные бурные эмоции; это было похоже на сладкий дурман, что кружил голову, убаюкивал, подталкивал ближе к этому человеку и говорил: «Забудь на время, кто ты есть. И позволь делать то, что говорю я». Странно, как в этом парне было много уюта: тёплые ладони, которые хотелось сжать, а если они оказывались холодными, то хотелось согреть; мягкие, пахнущие дёгтем (потому что другого мыла не было) волосы, однако запах не казался дурным — он смешивался с собственным запахом Чеса и создавал нечто среднее между ароматом табака и сладким привкусом жевательных конфет с фруктовой начинкой; глаза, которым больше не находилось описания и которые были готовы впитать в себя всю боль, все разочарования, все радости и эмоции; наконец, душа — источник всегда светлых слов, отчаянно преданных мыслей и небесно-чистых улыбок; в неё можно было без проблем опустить все свои сомнения и вытащить всегда радость. Этот неиссякаемый источник был не иссякаем только для него.
Креймер стоял, полузагадочно на него посматривая. Он явно догадывался обо всём. Но также ничего не понимал.