Он знал, что, скорее всего, Чес быстро загорится этой идеей. Сейчас этот парень — бомба замедленного действия (точнее, стал ею с некоторого времени); мысль о побеге, знал Джон, созрела у него давно, и стоит только внешним обстоятельствам дать хоть маленькую надежду, Чес вцепится в неё, как голодная кошка в колбасу. Ему можно простить: он всё-таки ещё только-только переступил грань совершеннолетия, не знает, что делать со своей жизнью, и готов бросаться на любые авантюры в поисках ответа. И если что-то сдавило его жизнь в крепких узлах, он будет бросаться в стороны, рвать их и пытаться вернуть самое дорогое, что есть в его этой самой жизни — свободу. Советоваться с ним означало точно согласиться на побег. А Джон пока сомневался, очень сомневался…
Вскоре наступило утро; Чес проснулся как ни в чём ни бывало, хорошо отдохнувший и сразу заметивший, что с Джоном что-то не то. Тот ограничился тем, что сказал: «Я плохо спал». Вроде бы, на первое время Креймер поверил в это. После этого всех погнали умываться, потом — разливали завтрак. Начался обычный день. Мало кто догадывался, чем он закончится…
***
— Знаешь, нам осталось просидеть здесь всего половину, — после обеда Джон всегда приходил и садился на кровать к Чесу. Он решил начать издалека, чтобы посмотреть, в каком настроении сейчас парнишка. Тот заметно напрягся, мелко качнул головой, на секунду задумался, а потом, опомнившись, быстро посмотрел в глаза Джону и закивал быстрее.
— Да-да, немного… — Джону потребовалось всего ничего, чтобы понять: Креймер готов сорваться в побег сию секунду, несмотря на те здравомыслящие вещи, которые он говорил в самом начале, когда их привели в камеру. Чес уже долгое время не принимал нужных ему лекарств, и это явно сказывалось на его психическом состоянии: в суждениях он был готов преувеличивать всё что угодно, менял идеи одну за другой, а глаза его горели тем самым опасным нездоровым блеском. В редкие минуты, когда их точно никто не мог слышать, он тихо-тихо признавался: «Наверное, Джон, тяжело тебе со мной. Я медленно схожу с ума. Я чувствую воспаление, растущее в моей душе… да-да, именно там, пусть и звучит банально. Поэтому я как бы вверяю свою жизнь тебе: пожалуйста, не дай мне наделать глупостей…». Каким-то таким был общий смысл этих откровений. В такие моменты на Креймере лица не было; Константин ненавидел это чувство, но ему становилось жаль его… Конечно, такое доверие льстило ему, но факт оставался нерадостным: Чес жутко страдал, хотя пытался не подавать виду.
— Ты же понимаешь, что мы, уже пройдя такой путь, не будем рисковать?.. — мягко начал Джон, взяв его холодную ладонь в свою сухую и горячую. Парень вздрогнул, но выражение лица сменил на каменное, беспристрастное.
— Эх, Джонни… я готов вырваться из этой клетки любой ценой. Эти стены давят на меня каждую секунду. Только ты не даёшь мне сойти с ума, — Чес внимательно глянул на него. — Если бы на горизонте появилась хоть какая-нибудь возможность… я бы использовал её.
— А я бы дождался окончания срока нашего ареста… — слегка сжав его ладонь, твёрдо проговорил Джон. — Потому что мы только глупо оттянем наш выход отсюда, если попробуем…
— Да-да… — снова это «Да-да», означавшее лишь одно: Чес, конечно, иного мнения. Но докапываться Джон никогда не любил, поэтому оставил всё как есть, подумав, что, может, он и зря волнуется: мечтать можно о чём угодно, да вот не всё из этого превратится в реальность. На улице мелко бренчал дождь, но тем не менее надзиратель по их этажу громко возвестил о том, что на прогулку надо быть готовым через пять минут. В общем, ничего особенного эта прогулка не представляла: тупое хождение по засыпанной песком площадке за зданием в окружении серого толстенного забора с густой шапкой колючих проводов над ним, уже давно скучавших по электричеству. Однако даже так перемахнуть через этот забор высотой три метра было нелегко, при этом не поранившись или не зацепившись за проволоку. Джон, несмотря на несколько оздоравливающий характер этих прогулок для Чеса, всё же недавно их разлюбил: они только разжигали в парне желание сбежать, подогревали его мысль увидеть, наконец, дальше этих стен.