«Впрочем, глупости всё это… Я пытаюсь уйти и завраться опять. Я ведь люблю его. Люблю его не как любил Анджелу или Кейт. Совершенно по-другому. Впервые мне стало плевать, что это мужчина. Я ведь даже не разбирался с этим по-хорошему… Я просто понял, что нашёл тебя, Чес, близкого по духу, пережившего со мной весь Ад дважды». Джон жалел, что не сказал это вслух. Опять боялся. Вечно боялся чего-то ляпнуть и показаться слишком… слишком каким-то! «Мудак… просто мудак».
— Это невероятно больно вытаскивать из себя, облачать в слова… Но я… Джон, блин, ты можешь списать это на повышенный адреналин или мою болезнь, из-за которой вполне реально может ехать крыша, но я… я просто люблю тебя, как бы заурядно это ни звучало. Я хочу… просто быть с тобой. Наслаждаться этой грёбаной жизнью, хоть ею пока и нечего наслаждаться, и вместе преодолевать самую что ни на есть жопу.
Можно опускать занавес, думал Джон, комедийная сцена закончилась, сейчас начнётся трагедия. Или наоборот?
— Ты прыгнул первым, да?.. — одной рукой Константин прикрыл себе рот, второй аккуратно стал проводить по мягким волосам и остановился там. Слова Чеса звучали ясно и разборчиво; в мыслях и в душе Джона наконец случился поджог, потоп, смерч и остальные природные и другие катаклизмы одновременно, что уже долгое время хотели превратить всё внутри него в бардак.
— Не-а… Лишь упал за тобой. Ведь мы повязаны кандалами… или лёгкой неразрывной нитью. Как знать.
— Ты же первый сказал…
— А ты первый окончательно принял это. Я всё ходил вокруг да около. А осознал во всех подробностях только тогда, когда сказал, — на секунду зрение помутилось, как будто это происходило во сне. Джон взял в руку ладонь парнишки и приложил к месту, где билось его собственное сердце. Сквозь ткань, наверное, не слишком ощущалось.
— Я не буду говорить заурядности. Просто ощути, что за неистовство вызывает у меня лишь мысль о тебе. Только вспомни, что я творил сам и позволил тебе творить со мной, что пытался скрыть… да хоть как полчаса назад съехал с катушек! Вспомни, как прижал тебя к себе и не выпускал из руки твою руку вплоть до этого места… Вспомни, как отчаянно пытался игнорировать тебя в далёком прошлом, сам при этом привязывая тебя к себе этими самыми кандалами или чем там… Вспомни, что бросил курить и ради кого!.. А теперь, держа в голове все эти моменты, сопоставь это с одним только именем Джона Константина. Тогда тебе станет ясно, что это за чувство, станет ясно, почему я прятал его глубоко в себе… — Джон хотел сказать что-то ещё, но его прервал нервный, прерывистый смех Чеса: не злой, не безумный, но неожиданный. Он смеялся недолго — всё же силы потихоньку покидали, — а потом заговорил:
— Знаешь… теперь и умирать… не страшно. Хоть упади на нас сейчас снаряд. Или прострели нам кто-нибудь бошки. Я теперь совершенно спокоен. Ты… — он перевернулся на правый бок, лицом в сторону обрыва, — ты любишь меня несомненно, Джон. И любил… долгое-долгое время.
Всё это было жуткой или приятной правдой. Конечно, любил; только у Джона это чувство приобретало немного другую окраску, специфическую. Отсюда и этот долгий путь, и полнейший бардак в их отношениях, и изнурительное страдание, и потраченные время и силы на чужих людей, других людей, обманувших людей… Неужели они, словно два путника, решившие обойти всю Землю, чуть не лишившие жизни и вернувшиеся в ту же самую точку, поняли так поздно, что счастье-то было в двух шагах? «Поделом мне, за мою гордыню… Но его-то за что?»
Чес заснул. Через пару минут мысль «Почему мы так долго страдали, искали правду и были такими глупцами?» перестала волновать. Константин смаковал новое чувство в себе; оно разлилось непривычным теплом по всему телу. Наконец-то пропал вечный страх быть предсказуемым, тривиальным, и, главное, ушла паника насчёт того, что его мысли могут быть прочитаны. Точнее, они могут быть прочитаны. Но хуже от этого ему не будет. Сидя здесь, возможно, в километрах от ближайшего людского поселения, голодный, уставший до смерти, с раненым затухающим смыслом своей жизни на коленях, без еды и крова над головой… Джон был счастлив. Счастлив в этот момент. Сейчас хлопотливая реальность отошла на задний план. Были только они. Они и их сплётшиеся судьбы, души, эмоции. Они и глубокое, как космос, чувство.
***
Джон очнулся лишь с первой светлой жилкой в облаках: теперь это было вместо привычного рассвета и тёплого луча. Он весь продрог, лёжа на земле, и сейчас чувствовал, как першило в горле. Чес так и заснул на всю ночь у него на коленях, а Джон, не имея возможности передвинуться, в итоге просто откинулся назад и так не заметил, как отключился.