Глава 5
В тихом Московском месте, на улице Мясницкой, где редко бывают суетливые горожане, кроме тех, кто живёт в этих местах, есть дом-усадьба Барышникова. Но усадьбой то было раньше. Не жил там более какой-то буржуй — он сбежал, прихватив столовое серебро и фамильные портреты. И теперь размещалось в том доме обычная советская организация, с простым советским названием, которое мог прочесть любой прошедший курсы «Лик. Беза». На вывеске на охраняемых воротах значилось: «Бюро Уч. и Контр. при ГЭУ ВСНХ РСФСР».
Заведение было очень тихим. Реши кто понаблюдать за ним — узнал бы, что народу для такого немаленького здания куда как не много. А вот серьёзная охрана у ворот и большое количество автомобилей во дворе сказали бы о важности этого самого «Бюро Уч. и Контр. при ГЭУ ВСНХ РСФСР».
В этом здании, в небольшом, скромно обставленном кабинете без окон и оказался шофёр Ибрагим.
Он сидел на табурете перед большим столом, очень волновался, потел и судорожно вздыхал. И было отчего. Напротив за большим столом сидел высокий человек в добротном сером костюме и модной серой шляпе. Глаз было не видать, так как шляпа была надвинута на самые глаза. И видел Ибрагим только острый подбородок без признаков щетины и тонкие, серые губы. Руки человека были молитвенно сложены. Он словно замер в молитве, но Ибрагим знал, что этот товарищ точно не молится.
Наконец, товарищ в сером заговорил:
— Так как она его убила, Ибрагим?
— Так говорю же, из пистолета. Я вхожу, а она стоит, и пистолет в руке держит. А господин лежит, уже дохлый…
— Тихо, Ибрагим, тихо, — товарищ погрозил ему пальцем и медленно сказал: — Ты свои старорежимные словечки оставь. Нет больше господ, последние господа в Алапаевской шахте лежат, а мы все теперь…
— … Товарищи, — закончил фразу Ибрагим, обильно покрываясь потом от этого медленного голоса.
— Правильно. Молодец! — товарищ за столом даже растянул губы, изображая улыбку, но от изображения этого у товарища Ибрагима затряслась коленка. Левая.
А товарищ в шляпе продолжал:
— Ну? Так как она его убила?
Ибрагим торопливо глянул на двух серьёзного вида милиционеров в новёхонькой форме. Один был в звании старшего милиционера и стоял, привалившись к косяку. А второй, старшина, вальяжно развалился на подлокотнике кожаного дивана, покачивая шикарным хромовым сапогом. Недобрым взглядом на шофёра смотрели оба.
Вид этих людей был настолько серьёзен, что Ибрагим забыл, о чем его спрашивал товарищ в сером, и тому пришлось повторить вопрос:
— Товарищ Ибрагим, ответьте, как эта женщина убила нашего товарища?
— Как убила, как убила, — пытался сосредоточиться шофёр, — а так убила, товарищ Пильтус, прежде чем баб… — Он замялся.
— Использовать — предложил термин товарищ за столом.
— Ага-ага, пользовать бабу, он говорит: «Брей их Ибрагимка, совсем брей». Не любил он волосы… когда они, волосы, на бабах. Даже когда совсем их мала-мала.
— Так, и что дальше?
— Я пошёл воду в таз налить, и бритва мала-мала точить. Пока верёвку найди, пока ножни найди — иду в комнату, а он — всё. Дохлый. Валяется на полу, язык выпал, тоже на полу рядом валяется, а шалава стоит рядом голая, и пистолет у ней в руке на меня смотрит. Я думаю, зачем мне тут быть, пойду, думаю, вам скажу. И пошёл.
— И выстрелов ты не слыхал?
— Не-е, тихо было, только говорили они и всё. Она даже не орала, все бабы орали, а эта нет. Тихая она, паскуда.
— А почему она тебя не убила?
— А не знаю, я гос… товарищ… Да кто их шалав знает, что там у них в бошках! Не убила, и всё.
— Патроны у неё закончились, — догадался товарищ в сером, — а ты, Ибрагим, обгадился и сбежал. И очень нас этим разочаровал. Вот если бы ты её приволок к нам, то…
— Товарищ, э-э… — захныкал Ибрагим, — да как же мне знать, что у неё патроны кончились? Проверять такое кому нравится, а?
— Как её звали, хоть, помнишь?
— Помню-помню, товарищ Пильтус звал её Рахиля.
— Она что ли из ваших, из татар?
— Не-е, из жидов она.