Оглушительный рев сотрясал арену и весь амфитеатр. Ардад схватившись за деревянные ворота руками, смотрел, вытаращив свои черные негра эфиопа, как ночь глаза, ошеломленный боем его Ритария против троих противников. Он был ошеломлен тем, что сейчас происходило. Ардад, как и сам Мисма Магоний были оглоушены криком обезумевшего Римского плебса. И соскочивших на ноги с мест сенаторов патрициев и самого императора Рима Тиберия.
- Ай да, парень! - прокричал Мисма Магоний - Ай да, молодец, твой Ганик, Ардад! Это уже по-нашему! – прокричал он, перекрикивая толпу римского обезумевшего от битвы плебса. Он хлопнул по плечу раскрытой ладонью эфиопа негра и произнес радостно – Жаль не мой ученик!
А Ганик уже добивал последнего из нападавших. Того, который был опутан его ловчей Ритария сетью. Он, бросив возле убитого им Ноксия свой с намотанными на него кишками противника трезубец, и взяв в руки тупой поношенный гладий.
Ноксий сумел все же выбраться из сети и пытался убежать от Ганика. Но Ганик просто ударил им по ногам противника в районе сгиба ног и колен. Разрубая и калеча своего врага и перерубая ему обе ноги с обеих сторон. Это было не просто. Меч давно был не точеным, и эта пытка продлилась долго.
Ноксия в свою очередь вережжа как свинья от боли пытался поначалу спутанный сетью Ритария отбиваться от Ганика как мог. Но теперь лежал на горячем песке арены с перерубленными обеими ногами, дико крича от жуткой боли. Он вскоре затих, после того как Ганик, вырвав из его рук гладиаторскую сеть, буквально вытряхнув его как какой-либо поганый мусор, перевернув ничком в воздухе, безногого и прямо рожей в в желтый песок. Он воткнул, благодаря силе своей правой натренированной гладиатора руки, ему тоже в шею, прямо посередине и сзади длинный и практически не заточенный меч. Перерубая позвонки и связки его шеи, и отрубая практически Ноксию голову. Тот быстро кончился, лишь подергавшись еще немного и разбрызгивая льющуюся кровь с перерезанных вен и артерий ног и шеи возле себя.
Ганик так и оставил лежать с вонзенным тем гладием мечем в районе перерезанной надвое шеи и торчащем в песке обезглавленный труп своего поверженного врага. Он поднял свой трезубец и сеть Ритария и зашагал к главной трибуне, прихрамывая и превозмогая ноющую боль от глубокого пореза на правой ноге, теряя свою текущую по ноге на песок кровь. Он шел туда, где стояли все сенаторы и их жены и сам император Тиберий со своей матерью Ливией. И стояла та, которая смотрела на него, не отрываясь ни на минуту.
Ее глаза! Он видел ее глаза! Безумные, как и у всех, славящих его как победителя. Но хладнокровные, и кровожадные, смотрящие прямо на него. Без каких либо эмоций. В отличие от других.
Возле нее стоял тот худощавый высокий в дорогой длинной расшитой узорами тоге сенатор. Ее отец. Он, тоже просто смотрел холодно на Ганика, взяв ее за узкие девичьи плечи.
На арену летели венки и цветы. Они падали прямо под ноги молодому сильному и высокому русоволосому обрызганному кровью противников синеглазому красавцу гладиатору, Идущему прямо к главным трибунам амфитеатра. Ступая не спеша по желтому песку арены и несущему свою сеть и трезубец. И на тупом неточенном давно уже мече, неся отрубленную голову своего противника.
- Слава Ганику! - слышалось со всех сторон – Слава победителю!
Но Ганика это не радовало. Как не радовало и его наставника и учителя по школе гладиаторов Ардада. Этот постановочный бой. Придуманный кем-то специально, бесчестный бой, на одном чувстве мести и злобы. Он больше бы подходил Мисме Магонию, но только не Ганику. Кто это устроил, Ганик не знал. Но ему это еще предстояло узнать.
***
- Послушай, Амрезий – сказал раздраженно Ганик, презрительно глядя на голубого подростка раба, моющего его ноги - Не думай, что если Хароний разрешил лечить мне раны, то я поведусь на однополую любовь. Как бы ты ни старался. Если тебе нужен мальчик и взрослый дяденька, ищи его не здесь, а в другом месте. Я предпочитаю женщин, а не мужчин, и тем более мальчишек.