Жук заполз в ноздрю. Выбрался оттуда. Застревая щетинками на лапках в порах щеки, проследовал к глазу. Волна. Зелёные крылья выпростались из-под панциря, жук забился, пленённый преградой, вылез на лоб и всё же взлетел. Бриз бросил насекомое в сторону, где длинный язык лягушки тут же обвил жёсткое тело. Миг. И жука как не бывало. Серая цапля в два шага достигла добычи, лягушка квакнула в последний раз — шелест крыльев — и берег остался пуст. Мудрый Чуирококо, затаившийся между остовов кораблей, нырнул, высматривая то, что до этого лежало на песке.
— Греби!
Таким был последний приказ Элоиза. И Данхо, ощущавший себя задохнувшейся рыбой в сетях, не чувствуя тела, встал, поднял весло и начал грести.
Что-то происходило вокруг: лопотала и будто молилась девушка, визгливо покрикивал Элоиз, плескало море, скребли по каменистому побережью весло и днище. Но Данхо было всё равно. С виду всё равно. Но внутри него бушевал пожар. Он горел отчаянно и дико, он не давал вздохнуть, зарычать, требуя свободы, требуя своё тело и волю назад, не даже заплакать… Уж от этого Данхо отучился давно.
Весло упёрлось в берег. Монотонные движения руками не были способны сдвинуть лодку с места. А она кренилась, заваливалась на правый бок, и Данхо тоже готов был упасть. Но ему не позволил это сделать запах.
Резкий запах красного перца и эвкалипта — запах ответственности, радости, цели, смеха и надёжного плеча рядом. Запах одного из близнецов — Джана.
Мышцы не слушались, невозможно было повернуться, лишь бешено вращались глаза и пульсировала вспухшая кожа на шее сбоку с едва заметной покачивающейся иглой. Что-то путалось о ноги. Нет, кто-то. Не важно. А так ли это было не важно? Проклиная себя последними словами, Данхо скосил глаза: девушка. Она глядела на него испуганно, странно. Нет, не на него, на иглу.
— Помоги, — беззвучно, почти не размыкая губ, просипел Данхо. И девушка помогла.
Цепкой обезьянкой прыгнула ему на грудь, обхватила руками-ногами — между одетым и обнажённым телами оказалось весло — и повалила. В море, в пучину. Данхо успел заметить алую чешую перед тем, как всё стало зелёным. Напротив вспыхнули пламенем глаза девушки. Пронзительная боль и игла покинула шею. А Данхо продолжал грести.
Он двигал зажатым веслом и не мог остановиться. Он вспомнил, что не было приказа дышать. Он вспомнил о четверых, которых часто звал своими морскими братьями… Павших от его руки. И пожелал не дышать. Стыд сжигал его изнутри. Стыд заставлял кровь бурлить. Кровь разносила остатки яда по телу. По телу, которое больше не хотело жить.
Джанпришьюрайя не успел подхватить Данхо и девушку, а те уже канули в воду. Сейчас Ангуис занимало одно: десяток игл, вонзившихся в грудь, и торжествующий человечек напротив с плевательной трубкой у губ, будто танцующий на краю накренившейся лодки.
— Подчинись мне, чудовище! Лежать! — визжал человек.
Джан ощутил потребность исполнить приказ. Как тогда, в детстве, когда он, брат и их сестра, которой больше нет в этом мире, исполняли все прихоти своих господ. Джан надеялся, что больше никогда такого не случится. Джан, разжал пальцы, готовый распластаться по велению нежданного хозяина.
Но в то место, где змеиный капюшон переходил в человеческое тело, где близко к коже были крепкие позвонки, будто кто-то подул. Так тепло и приятно, чуть щекотно. Ощущение, переданное от брата. Ощущение, вызванное присутствием мамы — любовь. Безусловная всепрощающая любовь и приятие.
Джан закрыл жёлтые глаза и отринул в себе человеческое. И кожа на груди изменилась, будто изнутри проступили чешуйки. Они светились красным, болезненным. Цветом силы, крови и власти. Чешуя стала панцирем, и тот вытолкнул ненавистные иглы. Лодка в ладонях скомкалась бумажным листом. Ни щепки, ни гвозди не могли больше ранить Джана. Сейчас. Сейчас, когда он — вся мощь этого мира — Дитя Богов, слишком сильное и слишком миролюбивое в своей повседневности, был в гневе.
Руки сминали лодку в деревянный ком. Ещё и ещё! Замах. Тело погрузилось в воду, хвост упёрся в дно. Бросок. Джан не понял, успел человек убежать или нет. Только крик и дождь из обломков где-то на берегу. Ангуис нырнул за теми двумя, но никого не нашёл.
Жар опалил правый бок, когда развернулись огненные крылья. Девушка была в панике. Она взлетала, на ней висел Данхо… И грёб, грёб обломанным веслом. Джан рассмеялся.
Это было так глупо, так странно. Как люди вообще живут в своих, ничем не защищённых, кожаных телах?
— Спускайся! — прорычал Джан, раскинув руки, и крылья пропали.
«Я снова пыталась улететь. Меня прогонял белый крокодил. Но красный крокодил пожелал моего возвращения. Значит, так тому и быть. Я останусь здесь с моим новым богом — красным крокодилом. Мы будем пировать теми, кто раньше был моим племенем. Потому что иначе нельзя. Какое имя мне выбрать, о, красный крокодил?»