Стал бы я когда-нибудь делать это на самом деле?
Ни за что. Если бы Тео сказала мне отвалить, я бы никогда не сдал ее Ангусу ― я бы нашел другой способ.
Но она этого не знает, и в этом весь смысл. Пока я угрожаю ей этим, с моей стороны было бы просто подлостью поцеловать ее или даже заставить ее подумать, что я могу это сделать, пока она живет у меня дома.
Есть вещи, которые я могу заставить сделать шантажом, но есть границы, которые я никогда не пересеку. У меня есть принципы.
Кроме того, я знал, что Тео не пошлет меня, и поэтому это нечестно.
Я знал, что сделает Ангус, а именно будет эгоистичной задницей, что является самым предсказуемым поведением человека. Я знал, в какое положение это поставит Тео. И я воспользовался этим, я оказал давление. И я буду продолжать это делать, пока не получу то, что хочу.
Поэтому я не могу сейчас коснуться шелковистой мягкой кожи Тео, как бы сильно я этого не хотел.
Это только бизнес. У меня есть план, и я собираюсь, черт возьми, придерживаться его, не обращая внимания на Ангуса.
Единственная проблема ― это… сама Тео.
Она еще не ушла в свою спальню. Вообще-то она осталась в коридоре, прислонившись плечом к дверному косяку.
И Тео в этот момент… выглядит чертовски мило. Она весь день провела на солнце, так что нос и плечи обгорели, но только настолько, чтобы стать розовыми. Ее губы пухлые, в форме сердца, и лицо тоже в форме сердца, с большими голубыми глазами, смотрящими на меня, уязвимыми и мягкими…
Та самая дерзкая прядь волос выбилась из более беспорядочного, чем обычно, пляжного пучка на ее голове. Она как будто провоцирует меня заправить ее за ухо.
Волосы Тео гладкие и темные, но этот маленький локон стал волнистым и диким от соленого морского воздуха.
Ветер, дующий из открытых окон во всем доме, треплет его.
Как будто мы снова на той лодке, под солнцем, когда у меня были все оправдания в мире, чтобы прикоснуться к ней…
Но это не так.
Мы здесь. Одни в этом большом пустом доме.
Поэтому я засовываю обе руки в карманы и прикусываю губу.
― Спокойной ночи.
Тео моргает и выдыхает, ее лицо пустеет.
― Конечно, ― говорит она, уходя в свою комнату. ― Тебе тоже.
Я стою в коридоре и смотрю на ее закрытую дверь.
Такое ощущение, что Тео не пошла дальше. Как будто она стоит по ту сторону двери также, как и я.
Господи, я схожу с ума.
Я поспешно ухожу по коридору.
Около двух часов ночи я слышу звуки на кухне.
Это не настолько шумно, чтобы разбудить меня, но я не спал. Я просто лежал, ворочаясь в темноте.
Я знаю, что это Тео, и тот факт, что она проснулась, меня радует. Обычно, когда у меня бессонница и я один, я уже не сплю до утра.
Я натягиваю треники и топаю на кухню, по пути приглаживая волосы ладонью.
Тео как раз разворачивается, в руках у нее то, что она нашла в моем холодильнике. Она вскрикивает, и продукты разлетаются. Ей удается спасти коробку с яйцами, поймав ее на уровне колена, но кусок сыра падает на ее ногу.
― Ой! ― вскрикивает она, прыгая на другой ноге, все еще прижимая к себе яйца.
Я поднимаю руки.
― Это всего лишь я, а не грабитель.
― Грабителей не будет, ― говорит Тео. ― Я заперла дверь.
― Жаль. Я надеялся, что кто-нибудь утащит этот дерьмовый диван.
Тео кладет яйца на стойку и поднимает сыр.
― Я собиралась сделать скрэмбл, ― извиняется она. ― Когда я выпиваю, мне потом хочется есть.
― Мне тоже.
Ее лицо светлеет.
― Хочешь немного?
― Если ты готовишь.
Я ненавижу готовить. Я стараюсь делать это хотя бы два раза в неделю, чтобы быть уверенным, что папа питается не только фаст-фудом, но чаще всего у меня ничего не выходит. И целый час уходит на то, что мы оба едва можем проглотить.
Тео передвигается по кухне с легкой грацией, как будто она уже ориентируется здесь лучше, чем я. Я заметил то же самое, когда она готовила моллюсков и салат из папайи ― Тео становится балериной, когда готовит. Все ее тревоги улетучиваются, и она почти танцует.