Я до сих пор помню, как она смотрела на меня в тот вечер, словно я был её грёбаным героем. Мне захотелось стать её героем. Я почти не слышал, о чём они говорили, потому что был слишком занят, глядя на неё. Я… чёрт, я собирался пригласить её на свидание, пока её отец не упомянул её возраст. Судя по тому, как он пытался напоить её шампанским, чтобы отпраздновать, я думал, что она старше, чем есть на самом деле. Осознание того, что она ещё ребёнок, было как удар под дых. И я почувствовал себя полным придурком.
После того, как она пропала, то, как она смотрела на меня в ту ночь, преследовало меня несколько дней. Я пожертвовал пятьдесят тысяч в фонд вознаграждения, надеясь, что это поможет мне лучше спать по ночам. Но это не помогло. Я даже сам потихоньку расследовал её исчезновение и выяснил, что перед отъездом она опустошила сейф Джеральда.
Я никогда не позволял себе задаваться вопросом, почему мне так не всё равно, потому что это было чертовски неправильно — пересекать эту черту. Но в глубине души я всегда надеялся, что она уедет от своего отца и будет жить полной жизнью, даже если это было недостижимо для меня. Он всегда был жадным, эгоистичным придурком. Это никогда не было так очевидно, как на той вечеринке, когда он вёл себя так, будто был выше всех, теперь, когда управлял компанией своей жены для Мэдисон.
Он не имел никакого отношения к успеху компании. Насколько я знаю, парфюмерная компания была передана матери Мэдисон её родителями. Я не удивлен, что он хотел оставить её себе, учитывая, сколько она стоит, но пытаться убить собственную дочь, чтобы получить её?
Это настолько отвратительно, что не укладывается в голове. К сожалению, это не так уж удивительно для него. Если кто-то и способен на такое дерьмо, так это он.
Если Мэдисон хочет на какое-то время превратить его жизнь в ад, я более чем готов помочь. Господи, я готов на всё, что она захочет.
Что, честно говоря, дико. Два часа назад последнее, чего я хотел в своей жизни, — это женщина. Но никто не сказал мне, что Мэдисон — это вариант. Если бы я знал об этом? Что ж, всё могло бы сложиться совсем по-другому.
Она уже не такая чертовски юная. Теперь она не под запретом.
Она по-прежнему чертовски великолепна. Милый маленький ангелочек превратился в светловолосую голубоглазую сирену. Она пышная и нежная, её тело крепкое и идеальное во всех местах.
Каждое слово, слетающее с этих идеальных губ, пропитано корицей и сахаром, а также язвительностью и пламенем. Она не хрупкая. В ней есть сталь и огонь. Это чертовски привлекательное сочетание. От которого мой член болит, как черт возьми.
Я трусь о себя через штаны, вздыхая при воспоминании о её губах на моих. Они были такими чертовски мягкими и податливыми. Она была такой милой и страстной, словно так же отчаянно хотела поцеловать меня, как я хотел поцеловать её.
Будет ли она такой же милой и страстной — такой же податливой и мягкой — когда окажется подо мной и будет стонать моё имя?
Я закрываю глаза, представляя себе эту сцену…она стонет подо мной.
— Чёрт возьми, — стону я, дёргая молнию вниз, чтобы высвободить член. Мы уже выяснили, что я отправляюсь в ад. Может, стоит немного снять напряжение, прежде чем я отправлюсь в путь.
Я запускаю руку в трусы и достаю свой член. Я представляю себе Мэдисон: её губы приоткрыты, щёки покраснели. Она обнажена и дрожит, тянется ко мне.
Моё имя эхом разносится по комнате, пока мои губы скользят вверх по её ноге. Я не могу дождаться, когда попробую её на вкус. Я буду жить между её ног, поедая её при каждом чёртовом приёме пищи. К тому времени, как она обхватит мой член, она будет умолять меня зачать от неё ребёнка.
Пожалуйста, Джек. Пожалуйста, войди в меня своим малышом. Наполни меня.
Я громко рычу от этой мысли, сжимая свой член в тугой кулак. Она хочет, чтобы я наполнил эту идеальную киску? Я не остановлюсь, пока она не наполнится так, что будет истекать спермой каждую минуту.
Я буду обладать ею, владеть ею... Чертовски боготворить ее.
Она быстро забеременеет моим ребёнком и будет умолять меня надеть ей на палец моё кольцо.
Эта картина врезается мне в память — она обнажена, на ней нет ничего, кроме моего кольца и моих отметин, — и мои яйца сжимаются. Я сильнее дрочу, рыча её имя.
Я откидываю голову на спинку стула, тяжело дыша. «Чёрт, детка», — стону я, бешено двигая бёдрами и кончая на это чёртово место. «Чёрт».