Я делаю паузу, смотрю на него и повторяю:
— У нас?
— Прости? — спрашивает он, не понимая, к чему я клоню.
— Ты сказал, что у нас водятся акулы, — уточняю я, хватая еще одну рыбу. — Здесь есть кто-нибудь еще?
— Ну, вы двое, не так ли? — ворчит он. — Это будет вашим домом на ближайший месяц или около того.
— Энцо также и козел, — вклинивается Сойер.
Я молчу, размышляя, стоит ли мне давить. Обычно я бы списал это на фигуру речи, но не после того, как услышал, что происходило прошлой ночью.
— Мне показалось, что я слышал, как кто-то ходил вокруг прошлой ночью, — говорю я наконец.
Глаза Сойер переходят на меня, но я избегаю ее взгляда. После того как она снова легла, я не мог заснуть, меня беспокоил ее плач, и я злился на себя, потому что не мог понять, почему.
Я не был уверен, как долго я так лежал, когда услышал шаги над нами, а также звук тянущегося металла.
Из горла Сильвестра вырвался громкий смех, испугав Сойер.
— Я думал, сколько времени им понадобится.
— Кому? И для чего? — спросила Сойер.
— Когда это место только открылось, в этих водах проходило много грузовых судов. Затем в 1985 году разразился самый сильный шторм, который я когда-либо видел. Огромное судно попало в него. Сначала я не знал, но на нем было около восьмидесяти преступников. Их переводили в другую тюрьму, когда судно опрокинулось. Я включил маячок и всю ночь ждал, не выберется ли кто.
— Выжили?
Сильвестр ворчит.
— Конечно, выжили. Четверо из них. Использовали немного дерева из лодки, чтобы держаться на плаву и пробить себе путь сюда. Я был на грани, скажу я вам. Это были опасные люди. Осужденные за убийство и изнасилование. Я не мог просто оставить их умирать, но я не был настолько глуп, чтобы пригласить их в дом. Насколько они были уверены, это был их счастливый день.
— Итак, что вы сделали?
Я продолжаю готовить, пока Сильвестр продолжает свой рассказ.
— Я дал им несколько палаток, аптечку, немного еды и воды. Шторм еще долго не прекращался, так что я был совсем один, пока не подоспела помощь. Я не пускал их, и они были не в восторге от этого. Позже той ночью двое из них решили выломать мою дверь. Конечно, я видел, что они идут, и был вынужден застрелить их. Они умерли с цепями на лодыжках.
Сойер задыхается, ее голубые глаза округлились от шока.
— Двое других усвоили урок и остались снаружи.
— И что потом? — спросила она, захваченная рассказом. Я все еще жду ответа, как это связано с тем, что я услышал вчера вечером.
— Только один из них выжил. Другой слег с лихорадкой и в конце концов скончался. Я впустил его в дом, когда стало совсем плохо, и изо всех сил пытался выхаживать его, но он не выкарабкался. В конце концов, прибыла помощь, и они забрали оставшегося пленного. Из восьмидесяти человек он был единственным выжившим.
— Ничего себе, — вздохнула Сойер.
— Те двое, которых я подстрелил, решили остаться здесь. С тех пор ползают по этим коридорам. Эти чертовы цепи, волочащиеся по полу. Я уже привык к этому, но, признаюсь, мне понадобилось несколько лет, чтобы перестать спать с ружьем в руках.
Я вздыхаю, ставлю чугунную сковороду на плиту и бросаю в нее рыбу, глядя на сковороду, пока масло потрескивает.
— Значит, ты хочешь сказать, что здесь водятся привидения, — говорю я без обиняков.
— Конечно, водятся.
Чушь.
— Интересно, — единственный мой ответ.
Я всегда скептически относился к привидениям, хотя и не считаю себя неверующим, несмотря на то, что вырос в католической церкви. Но я не верю Сильвестру и во все, что выходит из его уст.
Старый смотритель усмехается.
— Я знаю, о чем вы думаете. По правде говоря, я думал бы так же, если бы не жил с этими сукиными детьми последние тридцать лет или около того. Это правильно. Я уважаю скептиков. Боюсь, это единственное объяснение странных звуков по ночам.
Широко раскрытые глаза Сойер обращены ко мне. Очевидно, она ему верит.
И я пока не уверен, хорошо это или нет. Либо она будет лучше спать по ночам, либо хуже.