— Это потому, что у меня нет любимых людей, — отвечаю я, снимая перчатки и засовывая их в карман своих брюк для верховой езды.
Я прохожу через ворота ограды и иду в сторону конюшни. Я включаю кран, приютившийся в каменной стене, и смачиваю лицо, смывая пот, выступивший на коже под лучами утреннего солнца.
— Тициано будет огорчен, услышав это, он уверен, что он твой любимый брат.
— Я действительно не в курсе, что могло создать у него такое впечатление.
— Наверное, то, что он все еще жив, даже спустя тридцать пять лет.
— Это потому, что мама не даст мне покоя, если я убью кого-нибудь из ее детей. — Чезаре смеется, а я вопросительно поднимаю бровь.
Брат смотрит на меня так, будто не понимает, что я говорю серьезно. Я никогда не пролью свою кровь, если на то не будет справедливой причины, и, хотя я часто желал этого, способность младшего босса злить меня не может считаться таковой. Чезаре это знает.
— Ты отправишься со мной в Америку, — сообщаю я ему о решении, принятом сегодня утром.
— Адам Скотт, — предполагает он.
— Я слышал, у него хорошая семья. Думаю, они будут рады визиту Микеланджело из Саграда. Посмотрим, что он сделает с американской мечтой. — Чезаре улыбается, улыбка еще более пустая, чем его голубые глаза.
— Искусство. Что же еще?
***
Паоло паркуется, но я продолжаю смотреть на iPad в своих руках. Технологии – это, по сути, одна из немногих вещей, которые проклятые североамериканцы умеют делать качественно. Дарио первым выходит из машины, перепрыгивая с переднего сиденья Volvo, приспособленного для размещения меня и пяти мужчин, которые всегда находятся рядом со мной.
Следующим выходит Сальваторе, открывая дверь слева от меня и покидая заднее сиденье напротив моего, с пистолетом наготове. Мой разум, хотя и внимает статье о новом сорте винограда, создаваемом в лаборатории, не отвлекается от привычной рутины безопасности, осуществляемой снаружи бронированного автомобиля. Даже если бы в моем левом ухе не было электронного наушника, оповещающего меня о каждом этапе процесса, отключиться от него было бы невозможно. В этот момент осторожность уже пульсирует в моих венах не хуже итальянской крови.
Винодельня Санто-Монте была домом Катанео с XIX века, когда Джузеппе Катанео и его брат-близнец собрали первую группу тех, кто позже разделился на Cosa Nostra и La Santa - две старейшие мафии в Италии. Однако даже здесь, в доме, где я родился и вырос, а до этого - каждый из моих предков, без процедур безопасности не обойтись. Три минуты уходит на проверку внешней территории и еще пять - на проверку главного холла дома. Когда я выхожу из машины, сопровождаемый Луиджи и Антонио, запах винограда, покрывающего каждый дюйм миль и миль нашей земли, сразу же обгоняет мое обоняние.
Мои ноги хрустят по гравию на пути к парадной двери, куда вхожу только я. Мои доверенные люди остаются снаружи, однако их голоса звучат в моей голове, информируя меня обо всем, что имеет значение.
Луиджия, мамина экономка, уже стоит на пороге и ждет мой пиджак, который я снимаю и передаю ей, прежде чем направиться в ванную комнату в холле.
— Закуски уже поданы холодными, Витто, не нужно заставлять нас ждать по несколько часов каждый вечер только потому, что ты не любишь горячую пищу. Они придутся тебе по вкусу, придешь ли ты в назначенное время на ужин или на два часа позже, как всегда, в общем-то. — Тициано встречает меня в столовой с той же жалобой, что и всегда.
— Тициано! — Мама тут же ругает его, но в ответ получает кокетливую улыбку и подмигивание от своего второго сына.
— Привет! — Приветствую я при входе. Единственное свободное место во главе стола еще не занято, и я занимаю его, справа от меня сидит мой отец, а слева - Тициано.
— Привет мой сын! — Мама, сидящая возле моего отца, отвечает, протягивая руку через стол, чтобы дотянуться до моей.