Я так и не сказала мужу ни слова про сон. Да и как сказать? Не так давно пришло письмо от бабушки из Крыма, где она радовалась, что выбранное нами имя для мальчика – Ярослав. Она уже успела всем в селе рассказать об этом.
“Нет, я не могу назвать сына иначе! – думала я, двигаясь по комнату, и потирая затекшую поясницу. – Уже даже в Первомайке знают, что имя мальчику выбрано! Моего сына должны знать Ярослав!”
Я вспомнила Колю.
Я даже не знаю, где он сейчас… А самое страшное: жив ли?
Груз застарелой вины давил на меня, я не знала, куда спрятаться от злых воспоминаний. Тогда, в минуту острого накала сорвалась с губ та страшная фраза, которая сейчас казалась мне похожей на проклятие.
“Нет, я не виновата… Это генетика, моей вины в том, что произошло с Колей – нет! Это не моё проклятие обрушилось на него. То, что случилось после – чудовищное совпадение! – думала я в отчаянии. – Сон в роддоме – всего лишь сон! Мне ещё две с половиной недели ребенка вынашивать! Не может такого быть, чтобы мой ребенок родился на Рождество! Не может быть, чтобы это случилось в день рождения мужа! Не надо верить снам! В конце концов у меня может родиться и дочка! Мы же не знаем пол малыша”
Я снова села за стол, рассматривая вырезанные фотографии друзей. Удивительное дело, я научилась ценить каждый снимок с тех самых пор, как порвала фотографии с Колей.
Я мало о чём жалела из своего детства, оно у меня было по-настоящему счастливым. Но о случее с фотографиями – всегда. Как и о порванном письме.
Спустя пару дней после памятной драки, я вышла за огород, и долго по руслу высохшего ручья пыталась собрать обрывки бумаги. К моему большому сожалению, прошло слишком много времени. Что-то унесло ветрами, что-то было покрыто слоем грязи. Мне не удалось собрать текст, так я и не узнала его содержание.
В моей жизни потом было много любовных писем, но это, самое первое, в гневе разорванное, так и осталось для меня большим секретом.
В тот год мальчишеская компания перестала со мной общаться. Ненавистный мне Колька перестал даже подъезжать на велике к нашему дому.
Тогда я не знала, как хитро всё может повернуться в жизни.
На следующий год мы помирились с Максимом и Сережкой, и даже стали общаться с Колей, хотя тот ещё долго отводил от меня взгляд.
Самым забавным было то, что уже со следующего года уже не он
гипнотизировал ворота моего дома, а я – его.
Дело в том, что на повороте улицы была большая куча земли, и на ней росли две тенистые старые акации. Под ними в уютном углублении находился здоровый белый камень. Именно его мы облюбовали с подружками для того, чтобы тайно от всех секретничать. Место было скрытное, и можно было оттуда незамеченными наблюдать, кто куда передвигается.
Для меня главным был другой факт. С белого камня замечательно просматривалась часть улицы, где находился Колин дом с синими воротами.
Именно тогда я на собственном опыте поняла, какой, оказывается, волнительный момент: видеть у ворот знакомую фигура.
Была ли я тогда влюблена? Я не могу этого с точностью утверждать. Но что-то тогда со мной произошло, так как я по-настоящему стала интересоваться мальчиком, которого побила за его любовь ко мне.
В то время я не знала, что настоящее первое чувство придёт через несколько лет, когда Коля вытянется, станет выше меня, и на него, как на симпатичного подростка, начнут обращать внимание мои подружки.
Эх, Коля…
Глава 5. Крым. Лето 1989. Взаимность
“Трынделыски”
– Настя, ты в десятый класс перешла, а всё в куклы играешь! – тётя Оля возникла на пороге гаража. – Тебя там у ворот мальчики спрашивают.
Настя, возводящая в углу гаража огромный модуль космического корабля для бумажных кукол, недоуменно обернулась на вход. Какие могут быть мальчики, когда космические пираты вот-вот атакуют влюбленную пару, и тем предстоит отбиваться?
– Скажи, что вечером выйду, – отмахнулась она. – Или завтра.