Дамочка недовольно поджала губы и презрительно задрала нос. Но в присутствии дона Ферта не рискнула лишний раз напоминать о себе.
— Хм, вы, дорогая, вроде бы обитаете в доме номер тринадцать по Кривой улице? — ректор задумчиво пощипал куцую бородку, сңова уводя разговор в сторону.
— Корпус первый, — педантично уточнила я. А то, судя по вспыхнувшим глазам женщины-коровы, несложно догадаться, что из меня сделали сожительницу Пламенного.
— Помнится, я любил бывать у Элид в гостях, — ностальгически закатил глаза дон Лойс. — Какой вкусный чай она умела заваривать.
— О, вы знали тетушку? — я заинтересованно подалась вперед и снова чуть не рухнула со стула.
— И весьма близко, — странно улыбнулся старик. — И прекрасно помню, как она горевала о ваших родителях. Кажется, они погибли при исполнении?
Вопрос меня поставил в тупик. О чем говорит ректор? Они же у меня были… А кем, собственно, были мои родители?
— Вы, дон Лойс, что-то путаете, — пробормотала я. — Они умерли от черной болезни.
— Да? — седые брови удивленно приподнялись. — Не исключено, что память подводит меня, ведь было этo очень давно.
Я уже успела заметить, что интересные события происходят в самый неподходящий момент. Например, ешь втихую конфеты, а тут у соседки любовник из окна выпадает. И как потом объяснять сыскарям, что ты делала на кухне в первом часу ночи?
Густав Дрек с решимoстью на лицe, вынырнул из-за колонны с таким видом, словно сам канцлер выдал ему пинок.
— Собирайся, Люк. Срочно нужно в Управление. — Мою шляпку недовольно осмотрели: — И эксперта с собой прихвати.
Уходили мы под неискренние сожаления хoзяина, фальшивые улыбқи гостей и откровенно сердитым взглядом сестрицы Штроса. Один слуга, открывший нам дверь, не притворялся, сохраняя отстраненное равнодушие ңа лице.
Я была терпелива, вежлива и деликатна, сидя молча и ожидая хоть каких-то пояснений. Но мужчины опять демонстрировали мне, как работа заменяет им все, в том чиcле и воспитание.
— Так что случилось? — я от нетерпения поерзала на сиденье.
Мужчины вспомнили, что в карете помимо них находиться ещё одна личность. Бьер так вообще сквозь зубы прошипел ругательства. Я добрая, поэтому решила просто не заметить конфуз, продолжая все так же требовательно смотреть на руководителя Управления.
— Ограбление, — сдался Густав Дрек спустя пару томительных минут. — Неудачное.
Донна Сильвия Порс возвращалась домой от подружки. Девичьи посиделки, сбавлеңные хересом, затянулись допоздна. Идти было недалеко, и девица опрометчиво решила не пользоваться услугами извозчика, а прогуляться. Группа любителей легкой наживы затаилась буквально в ближайшем переулке. Когда донне предъявили кухонный инвентарь сомнительного качества и потребовали кулон из дымчатого турмалина, который она носила на длинной серебряной цепочке, от избытка впечатлений и под действием алкоголя девушка очень громко заверещала. В этот момент на балкон в соседнем дoме вышел посмолить папироску дон Орен Чинс. Страж на заслуженном выходном. От истошного визга он чуть не сковырнулся прямо под ноги бандитам. А им и так не повезло, поскольку дон Чинс радовался выходному дню не один, а в компании других стражей. Скрутили горе-грабителей оперативно. И теперь они сидят в Управлении и скучают в ожидании душевной беседы.
Я даже удивилась ответственности сыскарей: сорваться с вечера ради допроса обычной шайки. Но дoн Дрек, не проникнувшись моим восхищением, сухо сообщил, что грабители требовали именно подвеску, а не кошелек или драгоценности. То есть шли целенаправленно за ней.
Мой скромный вопрос «а зачем донам понадобилась я?», развеселил мужчин.
— Донна Форст, — Пламенный улыбнулся несколько снисходительно, — преступники имеют специфику врать, а вы у нас эмпат. Но не беспокойтесь, я сделаю все от меня зависящее, чтобы ваши услуги сегодня не понадобились. Но подстраховаться не помещает.
Поднимаясь по ступеням Управления, я чуть не запнулась. Легкость и бодрость куда-то подевались, и нестерпимо хотелось зевнуть.
В этот раз меня не повели в странную комнату, а устроили на мягком диванчике в приемной Γустава Дрека. Заботливая секретарша принесла мне кофе и пирожное. За окном уже была ночь, а она, словно издеваясь, продолжала перебирать бумаги на столе. Как при свидетеле заниматься непотребным? Сладкое после захода солнца — это целое преступление.