И это стало самой черной страницей нашей истории со времен Великой Войны с демонами полторы сотни лет назад…
Потому что Древние не ошибались.
Им не нужны были слова, чтобы знать правду. Их невозможно было обмануть. И уйти от их кары тоже никому и никогда не удавалось…
Я не знала подробностей, но ужас плотно поселился под ребрами, когда фотография во весь газетный разворот продемонстрировала кучки одежды, припорошенные пылью — все, что осталось от тех ублюдков. Ровно пятьдесят семь кучек. Недостойные вспоминаться посмертно. Словно и не было никогда живых…
Огромная потеря.
Великая Война, хоть и закончилась нашей победой, унесла слишком много жизней. От всего количества одаренных осталась едва ли двадцатая часть. А учитывая, что родить любая одаренная могла максимум три-четыре раза за всю жизнь, наше количество восстанавливалось чересчур медленно. А демоны, хоть и проиграли, но все равно периодически пробивались в наш мир, используя только им одним известные бреши в мироздании. И даже те немногие, что остались, периодически гибли в стычках с монстрами, защищая мирную жизнь остальных…
И потеря почти шести десятков одаренных стала очередным кошмаром не только для их семей, но и вообще всех, кто так или иначе был причастен к миру магии…
Поэтому о вражде речи не шло.
Поэтому и разозлился блондинистый вампир, отступив без возражений. Каждый одаренный слишком ценен, чтобы вести какие-либо игры. И плевать, каким даром меня наградит судьба.
Вот только почему он так запаздывает⁇
Я вздохнула в «тон» мыслям.
Нет, точного времени раскрытия дара не существовало. В среднем, он «открывался» с четырнадцати до семнадцати, в старших классах школы. Таких детей сразу переводили из человеческих школ в свои, закрытые, корректируя программу обучения. А если точнее — совмещая образование с занятиями по контролю и принятию сил. «Взрослое» образование начиналось после совершеннолетия — боевым навыкам детей обучать не рисковали.
Но в это «среднее» попадало, хоть и большинство, но не все. Бывали случаи появления дара и в двенадцать лет, и в десять — немного, единицы, но все же. Таким было еще проще — чем младше ребенок, тем легче идет процесс интеграции дара.
Но бывали еще и такие, как я — чей дар запаздывал, будто никак не желая определиться с выбором. И все подруги, которые два года доучивались в той самой «специальной» школе, сочувственно поглядывали на меня, стесняясь хвастаться успехами. Нет, я не завидовала. Искренне радовалась и переживала за них. Я просто устала ждать.
Радовало только одно — не было зафиксировано ни одного случая раскрытия дара после двадцати лет. Так что при любом раскладе осталось чуть меньше года. Максимум. И я изо всех сил уговаривала себя потерпеть еще немного.
Чуть-чуть и я стану, как все.
Обрету силу и перестану быть такой слабой и посредственной. И уложу на лопатки Нерона, заставив с собой считаться.
Да!
С такими мыслями я дошла до дома. Умудрилась на остатках сил принять душ и выпить стакан сока. А затем со стоном наслаждения упала на кровать, подтянув к себе комок из одеяла…
Сны… такие разные — цветные, черно-белые, с фантастическим сюжетом или просто мыслеобразы, спокойные или наоборот, захватывающие… но в моем случае их объединяло одно — любовь.
Моя к ним, само собой.
Я обожала спать сколько себя помнила. Если другие дети вопили и закатывали недовольно глаза, канюча «Мам, но я же не хочу спа-а-ать!», то меня уговаривать было не надо. Засыпала почти мгновенно и искренне ненавидела будильник, безжалостно выдергивающий меня из мира собственных грез. И до сих пор, если график позволял, с удовольствием позволяла себе доспать часик, а иногда и два, днем.
Вот только в последнее время дружба со снами у меня как-то заметно разладилась.