— Вы красивы, агент Хартманн, — несмело, но, насколько сумел внятно выговорил Баки, основательно выпотрошив остатки своей мертвой личности, чтобы найти в себе силы и подходящие слова, и при этом не запнуться о заведомо подставную фамилию.
Если бы Баки постарался чуть лучше, он бы сказал «Вы прекрасны», потому что так оно и было на самом деле. Строгую форму она сменила на платье, пальто с погонами — на богатую шубу в пол, которая уже не могла напрямую выдать ее связь со спецслужбами. Ее губы по-прежнему алели, а освобожденные из прически волосы, завиваясь идеальными светлыми кудрями, ниспадали по ее плечам.
От слов Баки ее щеки вспыхнули хорошо заметным глазу мужчины румянцем, отчего тот облегченно выдохнул, потому что его отвратительная попытка все-таки возымела результат.
— Мистер Барнс, — она произнесла на безупречном английском и кокетливо улыбнулась, — вы меня смущаете.
Баки отвернулся и чуть наклонил голову, чтобы скрыть ответную улыбку.
Когда он в последний раз перед выходом позволил внутреннему любопытству одержать верх и взглянул на себя в зеркало, оттуда на него посмотрел дорого и со вкусом одетый в элегантное пальто молодой мужчина, за плечом которого стояла роскошная женщина. И пусть внутреннее несоответствие между ними было и всегда будет колоссальным, Барнс был приятно удивлен, что хотя бы внешне ему удалось снова примерить на себя личину… значимого человека, которому позволено, как у русских говорят, «выйти в люди»?
— В кризисные тридцатые и военные сороковые, те, что я застал, у нас в Америке так мог себе позволить одеваться только Говард Старк, те, кто на него работал, обязанные держать марку, и, вероятно, те, кто был с ним очень близок, — зачем-то посчитал нужным сообщить Баки, приняв из ее рук пару черных кожаных перчаток, достаточно больших, чтобы вместить его металлическую ладонь, но при этом не бросающихся слишком очевидно в глаза.
— Одежда — это всего лишь действенный способ обмана, иллюзия, позволяющая становиться тем, кого хотят видеть в том или ином месте в то или иное время.
— Как, например, иностранного гостя и его очаровательного экскурсовода? — спросил Баки, слегка осмелев, то ли после предыдущего сомнительного успеха, то ли от обстановки в целом.
— Именно.
Наверное, ему еще долго предстояло возрождать в себе достойного роли джентльмена, потому что, по всем существующим представлениям, джентльмену полагалось вести идущую рядом даму под руку, особенно, по таким жутко заснеженным дорогам и обледенелым лестницам. Барнс же не знал, как к своей даме — такой даме — подступиться.
— Я не могла говорить с тобой в бункере, — вдруг заговорила она, когда, выйдя совершенно другой дорогой, чем попали в здание, они не спеша шли по расчищенной и лишь слегка припорошенной все еще идущим снегом площадке перед центральным входом. — Было слишком рискованно. Но здесь нас никто не услышит, поэтому мы можем говорить, не опасаясь. Ты можешь задавать вопросы. И если… если я смогу, то отвечу на них.