Ого, я говорю, как десятилетний ребенок. Возможно, мне стоит еще и язык высунуть.
Бет приподнимает бровь, явно не поверив мне.
— Шесть недель назад…
— Эта тема надежно заперта в хранилище.
— Я и есть хранилище.
— Именно. И я надежно его заперла. Хранилище не может открыть хранилище.
Губы Бет скривились в улыбке.
— Отлично. — Она поднимает вверх палец. — Но позволь заметить, Итан Миллер — твой муж кстати — настоящий красавчик, и ты собираешься жить вместе с ним целую неделю.
— Перестань романтизировать мой брак. Все кончено. — Нет уж. Я не собираюсь думать об Итане или о том, как сверкают его голубые глаза, когда он что-то задумал. — Мы просто должны пережить Рождество вместе.
Было почти жестоко со стороны моей покойной бабушки поступить так с нами, как будто это условие в завещании просто посмертное наказание за то, что мы не смогли наладить отношения. Я знаю она любила его. Он был для нее как внук, с тех пор как мы были детьми, бегая по лесу и давая пустые обещания любить друг друга вечно, как будто ничто на свете не могло коснуться нас. Как мы были наивны.
Но чтобы заставить нас провести вместе целую неделю… это не просто мелочно, это жестоко.
Ох, бабуля, когда мы снова встретимся, мы поговорим об этой твоей последней уловке.
— Между мной и Итаном все конечно.
Небольшая улыбка трогает губы Бэт, когда она встает.
— Серьезно, поезжай домой. Обними маму. Много ешь, много пей, и, может быть, поцелуй красивого парня под омелой.
— Между мной и Итаном не будет никаких поцелуев.
— Я не говорила об Итане. Это сказала ты. — Она легонько сжимает мое плечо. — Помни, ничего не кончено, пока мы сами не решим, что это так.
После того как Бет уходит и закрывает за собой дверь моего кабинета, я открываю свою рабочую почту и пишу короткое сообщение своей команде с пожеланиями счастливого праздника. Затем неторопливо подхожу к высокому стеклянному окну и смотрю на городскую толпу, текущую по широкому проспекту. Улицы украшены блестящими изображениями украшений, снежинок и мишуры. Туристы останавливаются то тут, то там, охают и ахают над ветринами, делают фотографии на мобильные телефоны. Никто, кажется, не замечает, как зима пробирается сквозь одежду.
И все же, я здесь, чувствую себя призраком, проносящимся через время и пространство, ищущим, всегда вглядывающимся в темноту в поисках священной искры. Вопрос Бет крутится у меня в голове. Счастлива ли я?
Честно говоря, в последнее время меня не покидает ощущение, что чего-то не хватает. Может быть, именно поэтому я создаю всю эту суету вокруг мартовского номера. Возможно, я ищу что-то, но не имею ни малейшего представления, где и что именно.
Возможно, мне и правда нужен перерыв. Было бы здорово на некоторое время уехать из города. Какой бы гламурной ни была работа на Манхэттене, она может быть и утомительной; высасывает душу так, как ты и представить себе не можешь. Сверхурочная работа, льстивое начальство, клиенты. Это не просто особенность работы главного редактора, в этом весь Нью-Йорк. И как бы мне ни хотелось делать вид, что меня это не беспокоит, каждый раз возвращаясь в Вермонт, меня накрывает грустью от того, что рано или поздно я должна буду вернуться обратно в эту гущу событий.
Но так уж сложилось. Нельзя усидеть на двух стульях. По крайней мере, это то, что я говорю себе, когда появляются разные сомнения — а это происходит чаще, чем я хотела бы признать. Это всегда одна и та же борьба между финансовой безопасностью и реальной работой, которой больше не могу наслаждаться. Этого достаточно для того, чтобы сбить человека с толку, несмотря на мой предстоящий развод.
ГЛАВА 2