Это похоже на признание чего-то большего, чем должно быть. Тот факт, что я так сильно хочу ее, что она пробудила во мне то, чего никто другой не мог пробудить, такое чувство, что это что-то значит, но не может. Мы никогда не станем чем-то большим, и я знаю, что я гребаный дурак, что даже думаю об этом.
При этих словах Габриэла выгибается дугой в моей руке, явно возбужденная моими словами, снова прижимаясь задницей к моим пальцам. Это такой непристойный, похотливый жест, что я с шипением выдыхаю, чувствуя головокружение от того, как сильно она меня возбуждает.
— Ты идеальна, девочка, — стону я. Еще больше слов, которые я не должен произносить вслух, еще больше вещей, которые могут только подчеркнуть, как мало времени у нас осталось вместе. Но я не могу вернуть их назад, да и не хочу. Я хочу, чтобы Габриэла знала, без тени сомнения, какие чувства она заставляет меня испытывать, даже если это ненадолго.
Я медленно глажу тремя пальцами ее задницу, скользя другой рукой по ее влажным складочкам киски, когда ненадолго отпускаю свой член, собирая ее влагу и свою сперму на свои пальцы. Я опускаю руку вниз, поглаживая себя, смазывая длину своего члена нашим смешанным возбуждением, и двигаюсь позади нее с внезапной отчаянной потребностью. Я больше не могу ждать, чтобы закончить это, забрать у нее каждую частичку невинности, трахнуть ее так, как она умоляет меня.
— Ты готова к тому, что мой член войдет в твою задницу? — Я спрашиваю ее глубоким, низким голосом с гэльскими акцентами, и Габриэла кивает, затаив дыхание.
— Пожалуйста, — шепчет она, и я думаю, что звук ее мольбы о том, чтобы мой член оказался у нее в заднице, заставит меня умереть на месте.
Я никогда в жизни не слышал ничего более охуенно приятного.
— Боже, я никогда не думал, что услышу, как ты умоляешь меня трахнуть тебя вот так, — стону я. — Но… — Я провожу членом по складкам ее киски, погружая в нее головку члена, и вытаскиваю из нее пальцы. — Если это слишком, — снова предупреждаю я ее, прижимая набухший кончик моего члена к ее тугой дырочке, — скажи мне остановиться, и я это сделаю. Ничто в мире не заставит меня причинить тебе боль, Габриэла. Мне плевать, что я вот-вот кончу, скажи мне выйти, и я это сделаю. Вместо этого я воспользуюсь своей рукой.
Она затаив дыхание кивает, выгибая спину навстречу моему члену, и я стону. Ощущение того, что она страстно желает меня там, в самых запретных местах, умоляет об этом, заставляет меня быть на грани того, чтобы извергнуть сперму на ее идеальную задницу, какая она есть. Мои бедра дергаются, и я поддерживаю ее одной рукой за бедро, когда продвигаюсь вперед.
— Блядь! — Я шиплю, напрягаясь в ее тугой заднице, неуверенный, не слишком ли я большой, смогу ли я вообще взять ее так, как мы оба отчаянно хотим. — Расслабься, Габриэла. — Я наклоняюсь, чтобы погладить ее клитор, расслабляя ее, и чувствую, как что-то в ней расслабляется. Как будто все ее мышцы разом расслабляются, растворяясь в удовольствии от прикосновения к моей руке, и моя набухшая головка члена выскакивает из тугого кольца мышц, от такого сжатия у меня мерещатся звезды от того, насколько это чертовски хорошо.
— Боже, ты такая чертовски тугая, — стону я, проскальзывая в нее, ее задница сжимается вокруг меня. — Так нормально, девочка? Ты в порядке? — Мне нужно знать, нужно быть уверенным, что это не только мое удовольствие. Что она все еще хочет мой член в своей заднице, так же сильно, как я рад быть там.
Габриэла кивает, явно не в состоянии говорить, и я продолжаю поглаживать ее клитор. Она выгибает спину, постанывает и шепчет слова, которые делают невозможным что-либо сделать, кроме как продолжать.
— Дай мне больше, — шепчет она, умоляя, и я стону.
Я скольжу в нее, дюйм за дюймом, проникая в ее глубины. Она сжимается вокруг меня, тугая и невероятно горячая, растянутая полностью, и я знаю, что долго не продержусь. Я чувствую, что моему члену доставляют такое удовольствие, что я едва ли могу это вынести, и я быстрее глажу ее клитор, желая тоже подтолкнуть ее к краю. Я толкаюсь вперед, погружаясь каждым дюймом в ее идеальную упругую попку, и Габриэла снова стонет.