Я держу их в ладонях, сжимаю и сдвигаю, а большим пальцем провожу по твердому камешку ее соска.
― Мы… не должны. ― Она едва успевает произнести эти слова, как я провожу языком по краю кружева. ― Мы… ― Даже протестуя, она гладит мой член.
Отстранившись, я смотрю на нее. ― Как насчет того, чтобы побеспокоиться о том, что нам не следует делать, позже? Очевидно, что нас тянет друг к другу, и нам хорошо вместе. Мы взрослые люди, Эмма.
У нее перехватывает дыхание, когда я произношу ее имя вместо многочисленных прозвищ, которые я использую только для того, чтобы досадить ей.
― Одна ночь. Это все, чего я хочу.
Она моргает в ответ, в ее взгляде мелькает нерешительность, но в конце концов она кивает.
― Одна ночь. И мы больше никогда не будем говорить об этом. Мы сделаем вид, что этого никогда не было.
Звучит так, будто она пытается убедить себя, но я лишь пожимаю плечами, мои губы изгибаются.
― Конечно, Снежинка. Мы можем вернуться к тому, что ненавидим друг друга… завтра.
Кивнув еще раз, она слегка откидывается назад, опуская свитер, но я поднимаю руку, чтобы остановить ее.
― Не прячься от меня. ― Наклонившись вперед, я смыкаю губы вокруг тугой вершинки, скрытой под бледно-розовым кружевом. Этот цвет дополняет ее бледную, кремовую кожу, и мне хочется оставить на ней следы, присвоить ее. Маленькое напоминание о том, что после сегодняшней ночи никто не сможет заставить ее почувствовать то, что дал ей я, даже если она захочет снова возненавидеть меня, когда эта ночь закончится.
― Не командуй мной… ― Я прижимаюсь губами к ее губам, заставляя ее замолчать, наши языки сталкиваются в испепеляющем поцелуе, который стирает все нахальство с ее маленького грубого рта.
Черт, я хочу отшлепать ее, оставить следы на ее восхитительной попке. Мои руки опускаются вниз, чтобы сжать ее, когда я легко поднимаю ее и иду к плюшевому ковру перед потрескивающим камином. Достаточно близко, чтобы чувствовать тепло, но достаточно далеко, чтобы не чувствовать дискомфорта.
Ее светлые волосы разметались по плечам, губы покраснели и припухли от наших поцелуев, а на щеках появился восхитительный розовый румянец.
Она чертовски красива.
Я не даю ей ни секунды на раздумья или сомнения. Я просто раздвигаю ее бедра и оказываюсь между ними, дергаю за свитер, пока он не оказывается на ее голове и не отбрасывается в сторону.
Наклонившись вперед, я нежно прижимаюсь губами к изгибу ее декольте, в то время как ее пальцы вплетаются в волосы на моем затылке, прижимая меня к ее груди, и с ее губ срывается стон желания.
Звук, который я запомнил и планирую слышать сегодня снова и снова.
Мои пальцы проникают под кружевные чашечки, оттягивая одну из них вниз и открывая нежно-розовый сосок, который лишь на тон темнее ее губ. Я подношу к нему губы, провожу зубами по вершине, затем всасываю его в рот и отпускаю с хлопком.
― Джексон…, ― стонет она, притягивая мою голову назад, когда я приподнимаюсь, и мои глаза блуждают по ее груди. ― Пожалуйста.
Никогда в жизни я не думал, что Эмма Уортингтон будет умолять меня о чем-либо, не говоря уже о том, чтобы быть подо мной.
Я просовываю руку под нее и расстегиваю лифчик, бретельки свободно спадают по рукам, когда я снимаю его, оставляя ее обнаженной до пояса.
На секунду я застываю от этого зрелища.
Она распростерлась передо мной, светлые волосы разметались вокруг нее, как ореол, сияющий от пламени камина, бледно-розовые соски затвердели, превратившись в маленькие тугие пики, которые так и просятся, чтобы их пососали и покусали. Она жаждет моего члена. Моего языка на ней.
В жизни есть лишь несколько вещей, которые, по моему мнению, могут поставить меня на колени, и я без сомнения знаю, что это одна из них.
Эмма Уортингтон ― одна из них.
Ее руки тянутся ко мне, торопя меня, и я качаю головой.
― Если у меня с тобой будет только одна ночь, Эмма, то я использую каждую чертову секунду, ― говорю я, проводя языком по ее соску. ― Не торопи меня. Дай мне полюбоваться тобой. ― Мой голос хриплый от желания, и я не упускаю из виду, как она извивается подо мной, когда я говорю.