Это вызывает во мне что-то первобытное, незнакомое чувство собственничества, поднимающееся на поверхность. Я хочу пометить ее везде. Не только на бедрах.
Ее задницу, ее киску. Я хочу разрисовать ее своей спермой.
Я чувствую, как ее рука проводит по моему обтянутому джинсами члену, и я шиплю в ответ, мой взгляд задерживается на ней.
― Одна ночь, ― повторяет она наши слова, сжимая мой член через плотную ткань. Она возится с пуговицей, расстегивает ее, а затем медленно опускает мою молнию.
Наклонившись вперед, я захватываю ее губы, сглатывая ее всхлип, пока мы вместе расстегиваем пуговицы на рубашке. Когда это занимает больше времени, чем ожидалось, она разочарованно выдыхает мне в рот.
Я ухмыляюсь, затем тянусь сзади и сдергиваю ее с шеи. Не успел я отбросить ее в сторону, как ее руки уже на мне, бродят по моей груди, по прессу и ниже, к тому месту, где висят расстегнутые брюки.
― Боже, конечно, ты сложен как какой-нибудь… греческий бог. ― Это звучит как комплимент, но я уверен, что она хотела сказать это как оскорбление.
― А чего ты ожидала, Снежинка? ― пробормотал я, сдвигая джинсы вниз по бедрам, пока они не оказались сняты и убраны в сторону.
Она кусает губы, прежде чем заговорить. ― Не этого.
― Жаль. ― Я ухмыляюсь, снова нависая над ней. ― Извини, что превзошел твои ожидания.
Я провожу пальцами по ее бедру, и она вздрагивает в ответ. Все, что осталось между нами, ― это тонкая ткань моих трусов-боксеров, и я не смог бы спрятать свой твердый, ноющий член, даже если бы, блядь, попытался. Я не могу скрыть как сильно я хочу трахнуть ее, как сильно хочу увидеть, как она разваливается на части под мной.
Ее пальцы поддевают резинку моих трусов-боксеров, и она стягивает их, пока они не оказываются на моих бедрах, так что головка моего члена выглядывает из верхней части, а из прорези сочится капля спермы.
Я наблюдаю за тем, как выражение ее лица становится голодным, а глаза мутнеют и теряют фокус, когда она сглатывает густую слюну. Затем она удивляет меня, притягивая меня к себе, двигая губами по моим губам, дразня линию моего рта, пока я не открываю его, и она сосет мой язык, как будто она испытывает такое же вожделение, как и я.
Я быстро спускаю боксеры до конца, мой член свободно упирается в живот, и она отстраняется, ее взгляд падает между нами.
― Господи, ― бормочет она, поднимаясь с пола, затем толкает меня на ковер и забирается на меня. ― Я хочу тебя.
― Наши чувства взаимны, ― отвечаю я.
Она двигается надо мной, пока мой член не упирается в ее теплый, влажный центр, и мы оба стонем в унисон от этих ощущений. Положив руки мне на грудь, она двигается у меня на коленях, смазывая мой член своей влагой.
Я вдыхаю, когда она впивается ногтями в мою кожу, ее бедра извиваются на моем члене, и тихий стон срывается с ее губ каждый раз, когда головка моего члена касается ее пульсирующего клитора.
― Ты хочешь использовать меня, чтобы кончить, Снежинка?
Она кивает, все еще двигая бедрами и проводя клитором по моему члену. Судя по тому, как раскраснелись ее щеки, как разошлись губы, а глаза плотно зажмурены, она уже снова близка к этому.
Как бы сильно я ни хотел оказаться внутри нее, я хочу смотреть, как она доводит себя до оргазма, дико скользя своей киской по моему члену. То, что, несомненно, будет жить в моей голове вечно.
Мои руки летят к ее бедрам, и я направляю ее на свой член, облизывая губы, наблюдая, как она откидывает голову назад. Она подносит руку к соску, перекатывает его между пальцами и грубо дергает. Секунду спустя она разваливается на части, ее ноги дрожат, когда она кончает. Я чувствую, что она снова мочит мой член, и мои яйца, блядь, болят от желания освободиться внутри нее. Она все еще содрогается от оргазма, а я, выровняв свой член с ее входом, медленно опускаю ее на дюйм.
― Блядь. Эмма, презерватив.
Мы оба замираем. Не могу поверить, что я так увлекся моментом, что даже не задумался об этом. Раньше такого не было.