Засыпать себя вопросами он Лили не дал, просто кивнул ей в сторону ширмы, стоящей в дальнем, самом укромном углу:
— Там кое-что приготовлено. Я хотел бы, чтобы ты это надела.
На лице Лили проступил легкий румянец. Скрыться за ширмой она не торопилась — сначала подкралась к ней, заглянула одним глазом, точно думая, что может из-за нее ринуться что-то темное и угрожающее. Даниэль, усмехаясь про себя, ждал. Костюмом, который он раздобыл для Лили, выкупив за бесценок у театра Ателье (платье, предназначенное для царицы Савской, прожгла в двух местах неуклюжая гладильщица), он почти что гордился, как если бы скроил его самостоятельно. Легчайшее платье с верхом из тонкого кружева и вольно струящейся шелковой юбкой должно было превратить Лили в настоящую царевну, подчеркнув хрупкость и изящество ее фигуры; Даниэль ожидал, что его юная натурщица будет в восторге, но когда она, увидев платье, обернулась к нему, на ее покрасневшем лице было написано одно лишь недоумение.
— Да бог с вами, месье, — пробормотала она, явно не находя себе места, — я же в нем почти что нагишом буду.
— Здесь стыдиться нечего, — заверил ее Даниэль. — Ты когда-нибудь видела античные статуи?
Лили замотала головой, и Даниэль со вздохом пояснил ей:
— Очень многие из них изображают людей, как ты выражаешься, нагишом. И это величайшие произведения искусства, которыми восхищается не одно поколение.
Если его слова убедили Лили, то не до конца; она осторожно взяла платье в руки, рассматривая его, и видно было, что в ее душе происходит нешуточная внутренняя борьба.
— Что же, — наконец произнесла она, кусая губы, — людей только голыми рисуют, что ли?
— Нет, нет, конечно нет, — заговорил Даниэль, с трудом сдерживая смех. — Просто выбранный мной сюжет предполагает… некоторую вольность. В разумных пределах, конечно.
— Какой сюжет?
— Саломея с головой Крестителя, — важно объявил Даниэль, но стушевался, не найдя в ответном взгляде Лили даже искры понимания. — Ты и эту историю не знаешь?
Она сосредоточенно нахмурилась, напрягая свою память, и проговорила нерешительно:
— Кажется, кюре об этом говорил. Но я точно не помню…
— Саломея была дочерью Иродиады, чье распутство Иоанн Креститель обличал в своих проповедях, — заговорил Даниэль, чувствуя себя весьма неловко в роли учителя Закона Божьего. — Когда Крестителя схватили и бросили в тюрьму, царь Ирод, муж Иродиады, отказывался казнить его. Тогда она подговорила Саломею станцевать на дне рождения Ирода — и танцевала она так, что Ирод поклялся, что даст ей за этот танец все, что она пожелает.
Лили слушала его, затаив дыхание.
— И что она захотела?
— Голову Иоанна Крестителя на серебряном блюде, — ответил Даниэль, и Лили, явно изумленная, прижала ко рту кончики пальцев. — Ирод не смог отступиться от своего слова, и Креститель был казнен.