Так, молча, они и вошли в дом, прошли в просторный обеденный зал, столь же простой, сколь и суровый, чья двускатная крыша, не отделённая потолком, покоилась на толстых прокопчённых балках. Андраш усадил девушку рядом с собой. По другую её сторону села принцесса, а за ней — остальные девушки. Юноши заняли места напротив.
— Дивная у вас природа, Андраш, — заметила Эрика. — М-м, как славно пахнет! А что это за блюдо?
Женщины в длинных платьях из некрашенной шерсти внесли несколько чугунков и стали разливать какую-то наваристую похлёбку по деревянным мискам.
— Рагу из зайчатины, — ответил Андраш.
— Какая прелесть! — улыбнулась Эрика. — Знаешь, такие простые и вкусные блюда мне нравятся куда больше разных изысков. В них есть что-то… настоящее, что ли. Или ты не согласишься со мной?
Восточный ветер усмехнулся.
— Простое блюдо — это кусок заветренного хлеба. Рагу из зайчатины для наших мест — блюдо скорее изысканное.
— Вот как? — Эрика улыбнулась и на её щечках показались ямочки. — И тебе доводилось есть этот самый кусок обветренного хлеба?
Она облокотилась о стол, положила на кулачок подбородок и, сияя улыбкой, посмотрела на собеседника мерцающими голубыми глазами, чуть притенёнными пушистыми ресницами.
— Доводилось, — уклончиво ответил он.
— Расскажешь? — принцесса наклонила голову набок.
И Лария почувствовала укол зависти. Как легко и просто у Эрики получалось общаться с необщительным собеседником! Все эти улыбки, вопросы… Казалось, нет ничего легче и проще, чем их задавать. Но почему горло самой Ларии будто сковали металлом?
— Как-нибудь, — ответил Андраш.
И тут одна из служанок споткнулась, и раздался громкий детский визг. Лария обернулась. Кричал ребёнок лет четырёх. Вокруг него уже хлопотала одна из женщин. Она поспешно поставила свой чугунок на стол и дула на краснеющее детское предплечье, задрав мокрый рукав рубахи, но мальчик вырывался и истошно кричал.
— Вынесите его на улицу, — распорядился Андраш.
Он не стал переходить на медовый язык, и Лария поняла, что, по-видимому, обитатели этого дома понимает наречие Элэйсдэйра. Служанка попыталась перехватить бутуза, но тот вырвался и завопил ещё громче. Эрика сморщилась, прижав пальцы к вискам. А Ларии вдруг стало жаль обожжённого малыша. Бедняге, наверное, больно и страшно.
Она встала, подошла к нему, присела и тихо сказала:
— Знаешь, а я видела сегодня утром девочку-волчицу. Она сидела перед вашими воротами и смотрела на них.
Ребёнок прервал громкий крик и обиженно посмотрел на девушку, громко сопя.
— Ты же знаешь, что волки могут унести ребёнка, если тот оказывается далеко от дома? — спросила Лария. — Видимо, та девочка решила пойти в лес, собрать шишки, чтобы затопить печь…
Ребёнок хлюпнул и снова закричал.
—… но она не заметила, что ушла далеко от других детей, — Лария снизила голос до шёпота. — Она шла и шла, а сосны всё сгущались, и ели нависали над ней хвойными лапами. Девочка очень испугалась, ей стало страшно. И очень одиноко. Особенно, когда в темноте загорелись зелёные круглые глаза…
Мальчик затих, вслушиваясь в тихий голос. Лария, забыв об окружающих, придвинулась к нему, продолжая сплетать историю. Женщина осторожно подула на плечо малыша, а затем тоже присела, с любопытством прислушиваясь к страшной сказке. А та всё продолжалась и продолжалась. Волки не обидели ребёнка, забрали девочку к себе, и та превратилась со временем в настоящую волчицу. Но продолжала скучать по дому, хотя и забыла, как выглядит её мама…
— Нам пора ехать, — прервал повествование Андраш.