— После того, как ушел из армии, я был немного потерян. Моя основа пошатнулась. Поэтому я присоединился к организации под названием «Крыши для войск».
— Кажется, это опасно.
— Не так опасно, как... — Я замолкаю, не желая, чтобы в голову лезли мрачные мысли. Не сейчас. — В общем, мы ставили новые крыши на домах действующих военных и ветеранов. Иногда занимались ремонтом. И все в таком духе. Однажды на Рождество бригадир, у которого было особенно тяжелое посттравматическое стрессовое расстройство, приехал с грузовиком, полным подарков вместо черепицы. Мы подумали, что это для нас.
— Как великодушно.
— Его жена сказала, что самый верный способ получить, это отдать.
— Что он хотел получить?
— Исцеление, наверное. — Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что я искал то же самое. И до сих пор ищу.
Айви медленно кивает, словно она понимает, а не жалеет или осуждает меня.
— После этого я продолжил традицию.
— А что насчет тебя? Что ты надеешься получить?
Я выдыхаю через нос.
— То же самое. — Мои эмоции сжимаются и напрягаются, угрожая вырваться на поверхность.
Она не произносит больше ни слова, как будто удерживает пространство, чтобы я мог сказать больше. Или нет. Как будто она знает, что мы находимся на пересеченной местности, и оставляет за мной право решать, как далеко мы зайдем на враждебную территорию. Мое дыхание замирает в груди. Никогда не знаешь, когда наступишь на мину.
— Первая рана была получена в старшей школе. Потом, когда я потерял Айзека. — Я рассказываю ей о своем лучшем друге, брате по оружию, парне, который спас мне жизнь, а потом потерял свою, когда я не смог сделать то же самое.
Мое горло саднит, глаза горят, но они сухие. Совершенно сухие, как всегда.
Айви переплетает свои маленькие пальчики с моими мозолистыми. Она смотрит на наши сцепленные руки, давая мне время собраться с мыслями. Когда поднимает взгляд, ее глаза слезятся. Они почему-то становятся более серебристыми, как бездонный бассейн. Как будто девушка понимает мою боль. Как будто хочет выпустить ее часть так, как я не могу. Я не хочу этого. Ни в коем случае. Это слишком большое бремя, но, возможно, это ее способ отдавать. Разделить слезы, которые я не могу пролить. Удерживать пространство, где я могу быть просто честным.
Никто, кроме консультантов, с которыми я разговаривал, не приглашал меня открыться. И опять же, стены, которые я построил, очень прочные. Я специально сделал так, чтобы эту крепость нельзя было пробить. Но время проведенное с Айви напомнило мне, что есть ворота. Я могу открыть их. Впустить ее. Если захочу. Я хочу.
Хотя, похоже, она прекрасно нашла дорогу сама.
Я смотрю в окно на бурю. Находиться рядом с Айви это как метель в моей голове. Теплая метель из сердечек-конфетти, а не снега.
Если бы Айзек мог слышать мои мысли, он бы... стукнул меня. Нет, он бы похлопал меня по спине и сказал: «Наконец-то, брат».
Я: Наконец-то что?
Айзек: Наконец-то ты нашел то, о чем не знал, что тебе нужно.
Я: И что это?
Айзек: Позволю твоей матери ответить на этот вопрос. Вот подсказка: это слово из шести букв, которое начинается на «Л» и заканчивается на «Ь».
Я: Лебедь, лошадь, лагерь?
Айзек: Я бы разгромил тебя в игре «Эрудит».
Точно.
Отвлекая меня от моих мыслей, Айви говорит:
— Ладно. Подарки завернуты. Не хватает только елки. — Она отступает назад, осматривая красочные кучи подарков, которые заменили беспорядочную кучу на кровати.
— Нет. — Я качаю головой.
— Да.
— Нет.
Затем она начинает петь, выражая эмоции руками.
— Мчимся через «НЕТ», в открытых санях с одной лошадью. Над полями мы едем13...
— Пожалуйста, нет.