Так что есть у тебя, Эмилюшка, добрый шанс царевишной стать, а там, глядишь, и царицей. Молодцу ты явно по сердцу пришлась. Сам на смотрины позвал!
— Это он так, — отмахнулась Миля, — из популистских соображений. Чтобы перед народом красиво выглядеть.
И зевнула. День был долгим — спать пора.
— Ты бы сперва поужинала, — забеспокоился щук. — Весь день крошки во рту не было.
— А мне и не хочется, — призналась Миля. — Странно, да? Это потому, наверное, что устала очень. И переволновалась. Ты мне спокойной ночи пожелай и плыви по своим делам. Завтра свидимся.
Устроилась Миля поудобнее, но только веки смежила, полезли ей на ум страшилища болотные, злобные да поганые. Глазищи таращат, ручищами загребают, зубищами клацают...
— Это чтобы мне всю ночь такая гадость снилась? — пробормотала Миля. — Нет уж. Хочу сон поинтересней.
И про щучье веление прибавила. А после забылась вмиг.
Снится Миле дворец вида затейливого, весь цветной да расписной. Такие не в жизни строят, а в мультфильмах рисуют. Вокруг дворца — парк дивной красоты. Зелень в том парке пышная, цветы роскошные, и диковинных растений видимо-невидимо. Над цветами бабочки летают всех цветов радуги, в ветвях птицы заливаются, что твои оперные дивы, на лужайках павлины гуляют. Посреди парка — пруд с кувшинками, меж кувшинок лебеди плавают, и всё парами, парами...
Залюбовалась Миля благолепием этаким и не сразу заметила, что платье её золотыми узорами выткано, на руках перстни самоцветные, на ногах сапожки не хуже Жиронежкиных.
Захотелось Миле как следует себя разглядеть. Вышла она на бережок, чтобы в воду посмотреться, глядь, в траве под ногами — зеркальце. В рамке овальной узорчатой да с ручкой изящной. Будто кто желание Милино подслушал и исполнить поспешил.
Подняла она находку: я ль на свете всех милее?..
А ведь и правда мила. Да не просто мила, красавица писаная! Нет, Миля и раньше знала, что собой вполне ничего, а тут просто обомлела: само совершенство, ни прибавить, ни отнять.
Любуется она красой своей, ничего кругом не видит, не слышит, аж дышать забыла от восхищения. Вдруг у самого уха голос скрипучий, старческий:
— Прощеньица просим, государыня-царица…
6.1
Миля с испугу подпрыгнула, чуть зеркало не выронила. Смотрит, перед ней карга старая, горбатая, крючконосая. Одета в лохмотья, страшна, как ночной кошмар, грязна, как трубочист, глаза — бляшки оловянные.
От такой бежать без оглядки надо бы, а Миля во сне улыбнулась ей:
— Чего тебе, бабушка?
Шмыгнула карга носом, гляделки свои тусклые скосила:
— Да вот обронила я зеркальце. Битый час хожу, ищу, чуть не падаю… Спасибо тебе, государыня-царица, что сыскала пропажу, а не то уходилась бы я до смерти.
И в ноги Миле поклонилась — с охами да ахами, с всхлипами да стонами.
Тут бы вопросом задаться, откуда у оборванки такая вещица непростая и кто вообще нищенку в царский парк допустил. Но во сне Миля ничего с собой поделать не смогла и, как бы жутко ни было, кинулась старуху поднимать да успокаивать. И находку свою лично в уродливые клешни вложила.
Поднесла старуха зеркало к самому носу, вроде как убедиться — то ли.
А что дальше приключилась, Миля понять не успела. Застило ей глаза поволокой, ломота во всё тело вступила. А как взор прояснился, обнаружилось, что место старухи заняла юная красавица в одеяниях богатых.
Миля же… А что Миля? Одежда её обветшала и клочьями повисла, кожа тёмной стала и морщинистой, пальцы скрючились, спина согнулась.
— Что со мной? — пролепетала Миля и голос свой не узнала: скрипит, как телега несмазанная, блеет, как овца немощная.
А красавица зеркало в широкий рукав сунула, брови соболиные нахмурила да как крикнет:
— Стража!