– Пока ты ради нее спину гнешь, твоя Царевна-Несмеяна развлекается с другим. Говорю ж, она любительница экзотики.
Тогда Дементьев психанул, приревновал. А она обиделась. Но все-таки объяснила, что нигериец этот и правда приходил вечерами. Но она с ним занималась русским языком, за деньги, ведь они так нуждались. Ссора была недолгой, а примирение сладким.
Но Климов все равно не унимался. Твердил: наиграется, бросит, сбежит.
Однако Инна прижилась, пообвыклась. Хотя ей тоже было непросто.
Убогий общажный быт после профессорских хором её и правда угнетал. Она училась готовить, стирать, гладить – то, что прежде всегда делала у них домработница. Но, главное, училась выживать в общежитии, где не только Стас, но и девчонки из соседних комнат её не приняли. Пожалуй, только комендантша прониклась к ней теплом и помогала всем, чем могла.
Вот и столовую им под свадьбу предоставила бесплатно. Друзья Инны на свадьбу не пришли.
То есть на церемонии поприсутствовали, даже что-то подарили в большой красивой коробке с золотым бантом. А потом, когда все высыпали на улицу, Инна позвала их на празднество. И друзья её, все как один, состроили гримасы, как будто она предложила им нырнуть в отхожую яму. Даже лучшая подруга зашипела:
– Куда? В общагу? Инн, ты серьезно? Этот нищеброд не смог найти приличный ресторан? И ты с ним реально собираешься жить? Нет, Инн, ты прости, но в общагу мы не поедем. Брр.
Дементьев напряженно вслушивался и видел, как Инна кивнула подруге со сдержанной улыбкой:
– Понятно. Спасибо, что приехали поздравить.
Коробку с золотым бантом она оставила на бортике фонтана.
Тогда он поклялся, что будет любить её вечно.
– Ты никогда не пожалеешь, что выбрала меня, – обнимая её, стройную и изящную, шептал он, задыхаясь от собственных чувств. – Я всегда буду тебя любить. Тебя одну.
Но потом на свадьбе она и правда сидела как чужая. Кругом галдели, веселились, напивались студенты, и Инна никак не вписывалась в эту картину. И Никита сам это чувствовал, хотя всеми силами старался заглушить это неуютное ощущение.
Стас Климов опрокидывал рюмку за рюмкой, бормоча: «Друга потерял». А когда дошла очередь до тоста, встал, уже нетрезвый, и высказал:
– Ник, ты знаешь, я за тебя… что угодно… кого угодно… Ты мне как брат. Жизни бы не пожалел. Но она, – он указал в Инну пальцем, – твоя самая большая ошибка. Она уже из тебя веревки вьет, а чё потом? Эта маленькая подлая дрянь всю кровь из тебя высосет и выплюнет…
Дементьев тогда в кипучем гневе набросился на лучшего друга с кулаками и устроил в столовой их общежития сущий погром. Инна же, выслушав оскорбления Стаса, даже в лице не изменилась. Сидела за столом, уставленным тарелками с винегретом и котлетами, бесстрастная и невозмутимая, как царица, ни на кого не обращая внимания.
Что уж… Она не плакала даже в тот проклятый вечер, почти месяц назад, когда Дементьев вернулся домой и признался, что был с другой. Не поверила сначала. Смотрела, еще улыбаясь, в его глаза, искала правду и нашла…
Несколько минут она безмолвно стояла у этого же окна, на кухне. Смотрела во двор, словно закаменев. Спросила только: «Кто она?».
Дементьев ответил сдавленно: «Диана. С работы».
Он стоял в дверях, смотрел на ее спину и тоже больше не мог произнести ни слова, кроме тупого «прости».
А на кухонном столе стыл ужин, стояли незажженные свечи, бокалы, бутылка вина.
Спустя несколько бесконечных минут, Инна обернулась – на лице ни слезинки. И сказала с пугающим спокойствием:
– Ты должен уйти. Прямо сейчас. Совсем. Я больше не хочу тебя видеть.
– Прости меня. Я не хотел…
– Нет, – пресекла она его. – Ничего не говори. Не унижай ни меня, ни себя. Просто уйди. Я не могу даже находиться с тобой рядом. И если ты не уйдешь, уйду я.
глава 7
– Что будем делать? Нельзя же просто сидеть и ждать, – первой нарушила молчание Инна. Произнесла сдавленно, не оглядываясь на него. Будто в пространство. Она вообще избегала на него смотреть.
Ещё слишком острой была боль. Даже сейчас.
Его присутствие давило. Мешало дышать, отравляло сам воздух.