Бьянка повела ее на кухню: белый плиточный «фартук» за раковиной; одно длинное окно в узком конце; белая рифленая декоративная панель; шкафы, выкрашенные в более светлый оттенок синего, чем остальная часть нижнего этажа. Внешняя дверь вела в заднюю часть дома. На стойке из мыльного камня примостился баклажан, пара слегка мятых помидоров и половинка багета.
Бьянка села на низкий подоконник, положив руки на живот, и радостно перечислила некоторые из своих обожаемых блюд, рестораны, которые любила и ненавидела, недостающие продукты из их еженедельной доставки и свои беременные капризы. Разговор имел тенденцию вращаться вокруг самой Бьянки, как обнаружила Тэсс, что идеально ее устраивало.
— Сделайте что-нибудь! — попросила Бьянка почти с ребячьим энтузиазмом. — Что-то полезное и вкусное, чего никто из нас никогда не ел. Что-нибудь, чтобы накормить моего малыша.
У Тесс не было аппетита, но она вытащила из холодильника пучок увядшего мангольда, головку чеснока и бутылку бальзамического уксуса для импровизированной брускетты.
Бьянка восхищенно комментировала все, что делала Тесс, как будто никогда не видела, чтобы нарезали кубиками баклажан или очищали зубчик чеснока.
— Все равно, что наблюдать за работой матери-земли.
— Не понимаю, о чем вы.
— Посмотрите на себя. На свои волосы, на тело. Рядом с вами я бледная немочь.
— Это у вас гормоны шалят. Вы одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видела.
Бьянка вздохнула, словно собственная внешность была для нее тяжким крестом.
— Все так говорят. — Она отвернулась и уставилась в окно на высохшую поляну, что простиралась за домом. — Я так хочу этого ребенка. Иметь что-то исключительно свое.
Тесс сбросила очистки баклажана в ведро.
— Думаю, вашему мужу найдется что сказать по этому поводу.
— В шесть лет я потеряла родителей, — продолжила Бьянка, словно и не слышала ремарки. — Меня вырастила бабушка.
Тесс лишилась матери почти десять лет назад. Отец бросил их, когда ей было пять, оставив о себе лишь смутные воспоминания.
— Долгое время я не особо любила детей, — призналась Бьянка. — Но забеременев, стала прямо одержимой.
Тесс задумалась, а как на все это смотрит Иен. Бьянка непринужденно болтала о своей жизни, а вот о браке почти не упоминала.
Восхитительные ароматы поплыли по кухне. Тесс припустила чеснок с мангольдом в оливковом масле, добавив немного сливочного, чтобы уменьшить горечь овощей. Затем обжарила багет и нарезала кубиками подвядшие помидоры вместе с оливками. Смешав ингредиенты вместе, Тесс добавила приправы, еще немного оливкового масла и выложила топпинг на подсушенный хлеб. Пристроив готовые ломтики на пару пластин железняка, они с Бьянкой уселись за длинный обеденный стол.
Брускетта получилась идеальной: хрустящий хлеб, сочная начинка и дивный аромат.
Было что-то живительное в том, чтобы сидеть в этой красивой, залитой солнцем комнате с такой жизнерадостной и энергичной женщиной. Тесс удивилась, поняв, что голодна. Впервые за долгое время она смогла попробовать собственную еду, а не купленную готовую.
Входная дверь открылась, и вошел Норт в своей тяжелой куртке с рюкзаком, перекинутым через плечо. Он остановился в дверях и молча посмотрел на Тесс.
Собственно, это молчание говорило красноречивее любых слов: «Я сказал вам держаться подальше, и все же вы здесь».
Последний кусок брускетты внезапно потерял всякий вкус.
— Меня пригласили, — сказала Тесс.
— И мы отлично провели время! — В оживленном щебетании Бьянки проскочили фальшивые нотки.
— Рад слышать.
Судя по тону — вообще не рад.
— Ты должен это попробовать, — предложила Бьянка.
— Я не голоден. — Он скинул рюкзак и примостил тот на длинной деревянной скамье.
— Не будь таким занудой. Мы с самого приезда сюда ничего путного не ели.
Норт снял куртку и пошел к ним. Чем ближе подходил, тем сильнее становилось желание Тесс защитить Бьянку.