— Да, трудности есть. Недоношенные дети очень уязвимы, им нужен особый уход.
— Об этом я и хотел поговорить. — Норт подошел ближе. — Я хочу нанять вас заботиться о ней.
— Нанять меня?
Он что, с ума сошел?
— Пока я со всем не разберусь. Буквально пара дней. Максимум неделя.
— Невозможно. — Тесс почти не ела и не спала, жила на чистом адреналине и мечтала как можно скорее избавиться и от ребенка, и от его отца. — Здесь есть специально подготовленные медсестры.
— Не хочу связываться с незнакомым человеком. Заплачу, сколько скажете.
— Вопрос не в деньгах. — Тесс осталась с малышкой в больнице. Но не могла еще сильнее терзать себе душу. Этот мужчина. Этот ребенок. Живые напоминания ее провала. — Я справлюсь у персонала, кого они могут предложить, и сама обзвоню кандидаток.
— Никто другой мне не нужен. Вы умная. Компетентная. И не терпите всякой чуши.
— Ценю ваше доверие, особенно в свете того, что случилось, но предложение не приму.
Иен твердо посмотрел на упрямицу и ударил по больному.
— Так понимаю, вы забыли.
— О чем?
— Об обещании, которое дали Бьянке. Прямо перед ее смертью.
В больнице удостоверились, что прививки Иен делал по календарю, и провели ему курс по сердечно-легочной реанимации младенцев, от которого бросало в холодный пот. Затем рассказали об автокреслах и о чем-то под названием «кенгуряние». Иен от души надеялся, что Тесс все это знает, потому что сам, черт возьми, не собирался разбираться ни в чем таком. Он попытался сосредоточиться на выданном ему листе свидетельства о рождении. Иен едва узнавал собственный почерк.
Тесс сидела в другом конце гостиной. Не смотрела на него. Не говорила. Он перестал писать.
— Им нужно имя ребенка.
Тесс встала со стула и подошла к нему. Взяла планшет. Ручку. Написала что-то, потом все вернула.
«Рен Бьянка Норт». (Рен — дословно маленькая птичка — Прим. пер.)
Не идеально, но достаточно хорошо.
За ними пришла медсестра, но за ней последовала одна Тесс. Шли минуты. Он поерзал на стуле. Иен был жестким человеком. Не склонным к сантиментам. Он вложил свою душу в работу. Только в ней он существовал. Так жил. Так хотел жить. А теперь стряслось все это.
Появилась Тесс с младенцем. Он старался не смотреть ни на кого из них.
В лифте ехали молча.
В конце концов двери открылись. Люди в вестибюле улыбались, видя в Тесс и Иене любящих родителей, несущих домой своего драгоценного новорожденного. Иену хотелось убежать. Прочь ото всех. Чтобы все стало как раньше, когда он мог спрятаться от мира за своими кистями и аэрозольными баллончиками, своими плакатами, трафаретами и фресками. Когда новый заказ, новая выставка в галерее, новая армия критиков, хвалящих его работы, что-то значили.
Когда Иен еще знал, кто он такой и что означает его труд.