Гости почтенно поклонились.
– Кто такие? – нахмурившись, произнес посадник зычным молодым голосом.
Именно Терентий как посланник княгини должен был произнести заранее приготовленную речь, но язык словно прилип к небу и никак не хотел ворочаться. Молчание затянулось. Ватаман нахмурился сильнее. Дедята легонько ткнул Терентия в бок, мол, давай, чего молчишь? Бесполезно.
– Мы, милостивый посадник, – сам заговорил кметь, – люди князя гороховецкого Ростислава Глебовича, по слову матушки его, княгини Евпраксии, к тебе прибыли. Дело к тебе имеем.
Дедята говорил с достоинством, степенно, не робея, смело глядя ватаману в хищные очи. Это привело Терентия в чувства:
– Светлая княгиня-мать Евпраксия послала, – поддакнул он.
– А чего ж княгиня, а не сам князь? – сразу выхватил нужное ватаман.
Тертый калач, не проведешь.
– Вот об том и потолковать надобно, – оглянулся на местных гридей Дедята, показывая, что желает разговора с глазу на глаз.
Ватаман на миг задумался.
– Ратша, – махнул он щеголю, – людей их накормить и на постой отправить… ну и баньку там растопите с дороги. За столом жду, на голодное брюхо и разговор не идет, – кивнул ватаман Дедяте и пошел снова в дом, не оборачиваясь.
Гости проводили хозяина такими же любопытными взглядами, как и встретили. Терентий шумно выдохнул, расслабляя плечи.
– Велеречивый ты наш, – хмыкнул Дедята, похлопав его по плечу, – больно бойко речи вел, устали слушать.
– Так если ты сам поперек влез, когда мне слово успеть вставить? – огрызнулся дьяк, стряхивая чужую ладонь.
– А-а, так это я болтун? – прищурился кметь.
– Микула Мирошкинич вас постоем жалует, – высокомерно поговорил щеголь Ратша, – за мной ступайте.
«С чего они здесь все носы дерут?» – раздраженно пробурчал себе под нос Терентий.
Глава II. Приглашение
Сентябрь на Вятке уже сырой, дождливый, с промозглым ветром и настырным моросящим дождем. Зябко, особенно у воды, студеная влага словно тянет из тебя жизненные соки, скручивая немощью. От того сейчас, в теплой горнице да у жаркого очага, за столом, уставленным сытной пищей, Терентий чувствовал блаженную негу. Даже суровый ватаман ушкуйников не казался теперь гороховецкому дьяку таким уж страшным. Вон сидит, тоже бражку цедит, мужик как мужик.
– Так что за дело у вас? – напомнил Микула, отставляя чарку и обращаясь к Дедяте.
Но тут уж Терентий решил не спасовать и сам вклинился с объяснениями:
– Светлая княгиня Евпраксия просит тебя, милостивый посадник, к ней с войском своим крепким прийти, град наш оборонить.
– А кто нападает на ваш град? – уставились на Терентия внимательные волчьи очи.
«А кто на нас нападает? А и велено ли про то сказывать? А ежели узнает этот тать, что сам великий князь может под стены пожаловать, пойдет ли Гороховец оборонять?»
– Так это… – начал подбирать слова Терентий, – пока никто, но ежели вдруг… княгиня наша опасается да ко всему готовой быть желает.
– А где ж князь ваш, отчего сам град свой не обороняет, «ежели вдруг»? – насмешливо процедил Микула.
– Князь наш к златоверхому Галичу подался, по приглашению сродника своего Михаила Всеволодовича, – не моргнув выдал Терентий.
– Прям к самому Галичу? – прищурился ватаман.
– К нему, а сперва к Киеву, святым мощам поклониться, Печеры повидать.
– И давно богомолец этот отъехал?
Вот теперь у Терентия предательски дернулось веко. «Как давно? Что ж раньше-то об таких мелочах не сговорились?!»