— Мы будем, — поправила его Гермиона.
— Конечно, милая, — снисходительно согласился Теодор, прикидывая дальнейшее развитие событий.
— Было очень приятно познакомиться, — слегка склонив голову, протянула Грейнджер. — Я устала, поэтому вынуждена вас оставить.
Она скрылась из виду, оставляя Нотта с бешенством и Джонсон наедине. Он искренне пытался слушать то, что говорит новая работница о выборе строителей и дизайна, но пропустил мимо ушей больше половины предложений. Машинально выдерживая равнодушное лицо, Теодор чувствовал, как не до конца утихшая злость вновь начинала вскипать, разливаясь по венам. Вести переговоры в таком состоянии он был просто не способен, а уж решать текущие вопросы — тем более.
— Если вы не возражаете, — аккуратно сжав пальцы левой руки, процедил он, — мы продолжим обсуждение уже в рабочее время. У нас будет ещё целая неделя, чтобы утрясти нюансы с дизайном и прочим декоративным оформлением.
— Как скажете, — равнодушно согласилась Анжелина, осторожно складывая бумаги.
Терпение хрупкой и тонкой пленкой отделяло ярость от внешнего мира. Он почти захлопнул дверь, как только Джонсон переступила порог. Мысли разметались по углам черепной коробки, оставляя лишь недовольство. Нотт распахнул дверь в её комнату настежь без стука и предупреждения. Гермиона вздрогнула. На ней было лишь белье, и, судя по всему, она собиралась в душ, но правила приличия его сейчас мало волновали.
— Какого чёрта? — возмущённо громким тоном начал Теодор. — Вы должны выполнять свою работу, а не лезть в мою жизнь!
— Я выполняю свою работу, — сложив руки на груди, Грейнджер выгнула бровь, абсолютно не смутившись. — Вы забыли постучать.
— Какой к чёрту стук? — прошипел он сквозь зубы. — Вы хозяйничаете здесь так, как вам вздумается! А я должен блюсти воспитание? Сначала на похоронах все думали, что я с проституткой, теперь эта шлюха стала моей будущей женой.
— Если бы не эта шлюха, — холодно ответила она, вздёрнув подбородок, — вы бы сейчас выбирали себе камеру в Азкабане.
— Надо было тщательнее выбирать мужика, — ядовито выплюнул Нотт.
— Прекрасная пара, как по мне, — иронично вскинула бровь Гермиона. — Уголовник и проститутка. Возьмите себя в руки и покиньте мою комнату.
Её хладнокровие вымораживало ещё сильнее. Гнев заглушил разум окончательно. Он сделал шаг вперед, но остановился, когда увидел своё отражение в её зрачках. Агрессивное и абсолютно невменяемое лицо, больше напоминающее безумца, нежели человека. Страх сковал мышцы. Всю ярость, раскатывающуюся под кожей секунду назад, сменил ужас от собственного вида. Сделав пару неловких шагов назад, он развернулся и покинул комнату так быстро, как только мог.
Прислонившись к стене, Теодор попытался успокоить дыхание и прикрыл глаза. Полтора года он не срывался и не кричал. Жизнь шла размеренно и степенно. Казалось, от вспышек бешенства не осталось никакого следа, но он ошибся. Хотелось сказать, что у любого бы не выдержали нервы. Хотелось свалить всё на обстоятельства, гнёт судьбы и потусторонние силы. Но он не мог. Перевоспитывать свою уже сформированную личность оказалось дико тяжело.
Ещё три года назад Нотт бы просто трахнул Грейнджер, а потом пытал бы до полусмерти, желая знать всё, что она скрывает. Но сейчас даже крик был лишним проявлением постыдной слабости. Теодор не стал праведником, но опускаться до низменных инстинктов больше не считал допустимым. Это пройденный этап жизни, в который нельзя возвращаться. Однако Нотт прекрасно осознавал, что полностью себя переделать не удастся. А потому подобные инциденты будут происходить, если он не найдёт безопасный способ охлаждения своего взрывоопасного темперамента.
«Завтра нужно извиниться… — всё-таки осознавая собственную глупость, подумал он. — Сейчас лучше дать ей время, чтобы остыть. И себе…»