— После случившегося, ты стала мрачнее, — улыбнулся Юджин своей детской, инфантильной улыбкой, вызывая во мне тёплые чувства.
— Благодарю за комплимент, — промямлила я себе под нос, и он покачал головой.
— Я распереживался, что ты совсем замкнешься и перестанешь со мной дружить, — продолжил он, отчего я свела брови на переносице.
— Не знаю, что должно произойти, чтобы мы перестали дружить. Только предательство, — подытожила я.
— Я понял тебя, Уэнсдей, но он не хотел предавать тебя, у него не было выбора, — сказал Юджин, и на моём лице вспыхнуло возмущение. Он забрался под шкуру буквально всем и каждому. Вновь обдурил. Обвëл вокруг пальца. Прожевал и выплюнул. Эгоистичный кусок дерьма!
— Выбор есть всегда, — отчеканила я агрессивным тоном, и так Юджин понял, что ему лучше промолчать. На этом я успокоилась.
В восемь вечера мы с ребятами должны были идти в кино, а Юджин хотел побыть со своим ульем, поэтому я не напрягала его своими просьбами присоединиться к нам.
Вернувшись в комнату, меня ждала полураздетая Энид, чем заставила меня напрячься и удивиться происходящему.
— Мы вроде как в кино собирались, ты чего такая… Голая? — спросила я, глядя на её топ и шорты, ведь даже в помещении было холодно.
— Мы решили дать вам возможность сходить вдвоем, правда, здорово? — улыбнулась она, похлопав в ладоши, и я готова была её придушить.
— Я тебя …. — только успела я произнести, как в дверь постучались. Ксавье стоял с видом гордого павлина и улыбался, протягивая мне букет чёрных калл. Приняв его, я одарила Энид убийственным взглядом и сказала ему, что мне нужно переодеться. Он вышел и оставил нас наедине.
— Ты меня любишь? — улыбнулась Энид во все тридцать два, закутываясь под одеяло.
— До смерти, — пробубнила я, достав из шкафа обычное, строгое платье.
— Ты что пойдешь в этом? — спросила она, глядя на него, скорчив нескрываемую гримасу отвращения.
— Это моё любимое, — ответила я, взглянув на белоснежный воротник. Энид промолчала, но, похоже, что ей такие мои наряды не особо нравились. Я надела сверху черный тренч и подошла к тумбочке, взглянув на коробку.
— Где вещь? — удивилась я, ведь он почти всегда торчал у неё на кровати.
— Не знаю, думала у тебя в рюкзаке, — сказала Энид, пожимая плечами.
Я, наконец, открыла её. И увидела какую-то шкатулку в виде оторванной человеческой головы. Если в височную впадину воткнуть ключ, то шкатулка открывалась так, словно это была трепанация черепа. И я была права, выглядело действительно мило. Я поставила её на тумбу, лицом к Энид, и она тут же сморщила лицо, передёрнувшись.
— Бе, — издала она блеющий звук.
— Вот и сиди с ней наедине, раз подставила меня, — грубо сказала я, собравшись, и вышла оттуда.