Нет, логика не имеет значения перед лицом страха и эмоций. Логика падает на колени перед ненавистью, а ненависть расцветает в страхе, а мой народ был в ужасе.
Я тоже был напугана.
Теперь я так хорошо знала кровь Вейла. Я знала, как она будет выглядеть, пролитая на ступеньки его дома, и лица людей, которые пришли убить его. Я препарировала множество животных, множество трупов. Я знала, как выглядел бы Вейл с выдранными кишками.
Я подняла глаза к небу. Солнце стояло уже высоко и светило мне в спину и лоб сквозь листву деревьев. Но кое-чего я не знала. Я не знала, что может случиться с вампиром при дневном свете. Я думала, что после всего увиденного, известное — самое страшное. Но эта неизвестность вызывала у меня тошноту.
Я почувствовала запах огня раньше, чем увидела его. Во время чумы человек узнает запах горящей плоти.
Наконец, сквозь ветви деревьев я увидела ворота владений Вейла, открытые и плавно покачивающиеся на ветру.
Я пришпорила коня и рванула через них.
Позади меня Фэрроу выкрикнул мое имя, но я проигнорировала его.
Потому что передо мной была только кровь.
Глава
17
Вейл сражался с ними.
Дом был залит кровью. Кровь стекала по белому каменному фасаду, лилась из разбитого окна на втором этаже, где на битом стекле висело обмякшее тело, а меч болтался в его неподвижной руке.
Кровь окрасила ступеньки парадного входа, там виднелись разводы, лужи. Были видны отпечатки рук на двери, на ручках. Кровь струями стекала по дорожке, скапливаясь в промежутках между кирпичными плитами. Она стекала в кусты роз. В траву.
Ужасно ли, что я не ужаснулась? Ужасно ли, что я испытала облегчение?
Потому что вся эта красная кровь была человеческой. Кровь, которая принадлежала безжизненным телам, разбросанным вокруг территории. Их было так много, что я не могла их сосчитать. Здесь произошла резня.
Фэрроу сказал мне, что Томассен пришел с двумя десятками человек. Наверняка мало кто из них остался.
Может быть, Вейл сбежал. Может быть, он…
Но потом, когда моя лошадь замедлила ход за воротами, я увидела это: черную кровь, смешанную с красной. Пятна в траве, вдоль тропинки. Еще больше ее на тропинке к задней части дома.
Слишком много.
Я пришпорила коня и помчалась к задней части дома, не обращая внимания на то, что Фэрроу зовет меня к себе.
И когда я увидела его, мое сердце упало и подпрыгнуло одновременно.
По какой-то причине у меня в голове пронеслась фраза: «Вейл».
Мой Вейл.
В живых осталась лишь горстка людей, но Вейл был так ранен, что уже не боролся. Они вытащили его наружу. Он стоял на коленях в саду, вокруг него лежали белые и красные лепестки цветов. Его голова была склонена, черные волосы закрывали лицо. Его крылья были раскрыты, белые перья блестели в лучах дневного солнца — довольно жуткий контраст с пятнами черной крови и открытыми ранами от ожогов.
При моем приближении он поднял голову, показав лицо, испещренное черными ожогами.
Его глаза расширились.
Я даже не успела остановить свою лошадь, как соскочила с нее и побежала, я бежала и бежала…
Я бросилась на Вейла, упав на колени перед Томассеном.
— Остановитесь! Хватит!
Мир словно остановился. Священник и четверо мужчин за его спиной слегка отступили назад, словно им нужно было время, чтобы понять, действительно ли я здесь.
Сзади на мое запястье легло грубое прикосновение. Беспокойство. Сдержанность. Это так о многом говорило.
— Мышка… — прохрипел Вейл.
Его голос звучал так пусто. Он напомнил мне голос Мины, которая так близка к смерти.