— Вот и у нас тоже.
— Николь, я пойду, — сказала я, поднимаясь с качелей. — Не хочу бездельничать, когда впереди много работы.
— Ладно. Уговорю дядю сделать тебя моей собственной прислугой. И тогда будем гулять сколько угодно!
— Это было бы здорово, — ответила я и направилась в сторону кухни.
Честно говоря, я злилась… Вот как легко северяне играют судьбами южан, не спрашивая, хотят они этого или нет. Избалованная, маленькая девчонка эта Николь! Конечно, жаль, что она потеряла родителей и росла в этом ужасном доме, но кто дал ей право распоряжаться мной! Злилась и на себя. Ну нельзя быть такой эмоциональной, это может навредить моему делу, моей цели. Скорей бы уехать на Край и никого из этой семейки больше не встречать!
Я зашла в подвал, изо всех сил стараясь, чтобы не хлопнуть дверью. Нет, все-таки я излишне импульсивна, надо сдерживать себя. Как этому так быстро научиться? А ведь, хочешь не хочешь, придется.
Свет включился сам собой, хотя никаких выключателей я не нажимала. Осмотрев все вокруг, я поняла, что проработаю здесь долго. Везде были накиданы большие коробки, полки завалены непонятными вещами, все это оказалось еще и очень пыльным. Я то и дело чихала, пока протирала поверхности коробок и полок. Даже наш маленький подвал был намного чище, чем этот! А еще говорят, что это у нас все грязно и запущено. Я вытерла ладонью пот со лба и порадовалась, что не успела помыть волосы утром после темной комнаты. Конечно, мне до сих пор мерещилось, что кто-то копошился в моих волосах, но это, видно, виновато мое воображение. На самом деле, ничего там нет. Я подошла к стене, за которой находилась моя ночная темница. Ни двери, ни рычага, чтобы стена отъехала, я не нашла. Странное место. Вот так забудет про тебя тот, кто посадил в эту комнату, и ты навеки заперта там. Я поежилась от такой мысли и сделала шаг назад.
— Эту комнату не открыть. Только Жан может.
Николас подошел так неслышно, что я вскрикнула от испуга и неожиданности.
— Как можно так пугать? — спросила я, разворачиваясь к нему, и обнаружила Николаса совсем близко от себя.
— Разве после этой ночи ты еще хоть чего-нибудь боишься?
Вот нахал! Еще имеет наглость спрашивать такое!
— Я никогда ничего не боюсь, — ответила я, стараясь придать своему голосу твердость и решительность, но, боюсь, это прозвучало слишком пафосно, как обыкновенная бравада.
На его лице промелькнула ухмылка, а затем она сменилась привычным выражением скуки. Неужели на Севере недостаточно развлечений, чтобы эту скуку убрать? Занялся бы учебой в конце концов, или работой… Экберту вот совсем некогда скучать, ему и отдыхать-то с такой работой некогда!
— Извини за то, что тебя закрыли там из-за меня.
Мне наверное послышалось. Не может быть, чтобы этот напыщенный индюк просил прощения у меня!
— Шутка такая?
Николас смерил меня пронзительным взглядом и быстрым движением откинул челку со лба.
— Второй раз я извиняться не собираюсь. Слишком большая честь для южанки!
— Я и первого раза не просила, — произнесла я, скрестив руки на груди.
— Это я для себя, чтобы угрызений совести не было.
— А они у тебя могут появиться? — съязвила я.
Выражение лица Николаса изменилось и стало обиженным.