***
Егор любил насыщенный дождевой влагой воздух – прозрачный, пряный, сырой, землистый, с примесью паров нагретого солнцем асфальта. Петрикор он называется – запах этот, в интернет-энциклопедии вычитал. А еще там же вычитал, что человек унаследовал любовь к петрикору от предков: дождливая погода была важна для выживания, вот они и прониклись так, что десятки и десятки будущих поколений теперь, не в состоянии ничего поделать с этой генетической любовью, настежь открывают форточки и балконы и жадно втягивают ноздрями восхитительный насыщенный аромат.
Любил и морось, и ливень, и плотный туман, то есть туман такой водности, когда микроскопические капельки воды ощущаются кожей. Любил в дождливые дни выходить на перекур на общий балкон, потому что его собственный закрывает огромная крона каштановых листьев, подставлять воде лицо и чувствовать, как встает время. Смотреть на двор, на лужи, на суету разноцветных зонтиков, на очищенную от пыли блестящую листву и низкое тяжёлое серое небо. Думать. Это уже ритуал.
Тема сегодняшних размышлений прежняя – коллектив. Безалаберный в своем отношении к репетициям, так по-настоящему и не сплотившийся, несмотря на годы и годы существования, коллектив. Не имеющий концепции, не готовый к развитию и потому не желающий создавать собственную музыку и довольствующийся уже написанным коллектив. Коллектив, не чувствующий трясины болота, в котором увяз. Впрочем, это в восприятии Егора они в болоте увязли, а в восприятии их фронвумен Анюты всё у них было чикипибарум: своя аудитория, имя, известность в определенных, не таких уж и узких, кругах, открытые двери клубов и фестивалей. «Солянки», собственные концерты и корпоративы. Какой-никакой заработок, и даже – с ума сойти! – целый альбом, предел мечтаний, зачем пытаться прыгнуть еще выше? Суть назревшего конфликта заключалась именно в этом: два лидера группы – формальный и неформальный – смотрели в разные стороны.
Нет, Аня старалась прислушиваться к мнению команды, но завели их её попытки сделать лучше только глубже в омут. Анюта привела на репетицию третьего гитариста и радостно сообщила, что уж теперь-то они зазвучат по-новому, «теперь-то Егор должен быть доволен». Егор как «выпал» в тот знаменательный день, так до сих пор и не вернулся в адекватное состояние.
Во-первых, они не метал играют, они никакие не AC/DC и не Iron Maiden, у них нет задачи создавать «стену звука» за счёт трех гитар. Бас-гитариста и лид-гитариста для каверов на несложные роковые и рокопопсовые вещички вполне достаточно.
Во-вторых, новенький, Олег, поливает{?}[“Поливать на инструменте” – играть быстро, на максимуме своих возможностей. Иногда это очень неуместно] на своем инструменте как одержимый, руша музыкальную ткань. Не слыша, как, не успев родиться, в адских муках умирает композиция. Не понимая, что часто гениальность – в простоте. Раскрывая пальцы веером, бравируя «опытом» и отказываясь слышать аргументы против такого подхода.
В-третьих, в их группе соло-гитара, ритм-гитара, а по настроению еще и вокал, собственно, Егор, и ему всегда казалось, что он полностью справляется с возложенной ответственностью. А тут выходит, что нет. Так, что ли? Ну так на вокал он никогда не напрашивается, даже избегает. Прошли те времена, когда он мог выйти и свободно исполнить вокальную партию: сейчас ему комфортнее всего не перед микрофоном в центре сцены, а немного в расфокусе людского внимания. Но Аня всё свою линию гнет: «Они тебя любят, иди!». Никак прошлых «заслуг» забыть не может. А пора бы.