Тогда как остальные воспоминания ускользают. Помню, что меня била дрожь. Я была насквозь мокрой. Замерзшей. Неподвижной. Мои легкие горели, а пальцы рук и ног, казалось, онемели. Разум был совершенно пустым. И меня несли в сильных руках.
— Держись, Маверик ДеСото. Я успел тебя вытащить. У меня есть планы насчёт тебя, и они не включают твою смерть.
Его голос. Мне не удавалось открыть глаза. Они оказались склеенными слоем льда, покрывающего мои ресницы, но я узнала бы этот голос где угодно.
Меня нес Киллиан, и я ощущала себя в безопасности. Прижимаясь к теплому телу, я позволила его жизни медленно проникнуть в свое тело, и меня поглотила тьма. Когда мне все же удалось открыть глаза, до меня донесся ровный гул медицинских аппаратов.
Пришлось провести целых три дня в больнице. Гипотермия понизила температуру моего тела до тридцати двух градусов, и меня подключили к аппарату гемодиализа, чтобы согреть организм. Никто не знает точно, сколько времени я пробыла в воде, но, видимо, достаточно долго, раз мои внутренние органы почти отказали.
В тот день мне несказанно повезло. Потому что я не утонула, и меня смогли найти в такой отдаленной местности, где никого не должно было быть.
Оказывается, Киллиан и Кэл со своими друзьями катались на снегоходах и вовремя оказались рядом. Кто-то заметил мою ярко-оранжевую вязаную шапочку, выглядывающую из воды.
Джилли всегда ругала эту шапку. Она говорила о том, что меня видно даже из космоса, что мне стоит носить нечто более женственное и перестать вести себя как парень. Но мне нравилась моя шапочка. Киллиан подарил мне ее на день рождения, годом ранее. Он купил ее у женщины, которая вязала и продавала по дешевке. Шеп сказал, что мне идет оранжевый.
В тот день мне был подарен еще один шанс на жизнь.
Эта шапка спасла меня. Киллиан спас меня.
Именно в тот день, когда я услышала тихие обещания в его голосе, умоляющем меня остаться в живых, то поняла, что безнадежно влюблена в Киллиана Шепарда.
И никогда не оглядывалась назад.
***
Напряжённость на нашей кухне ощущалась настолько сильно, что, казалось, можно было протянуть руку и коснуться ее в воздухе. Когда Киллиан и Джиллиан, или «Иллианцы», как теперь их все называют, вошли в наш дом полчаса назад, взгляд Киллиана немедленно опускается на мою грудь.
— Мы что-то прервали? — спрашивает он натянутым голосом.
Мне показалось, что мужчина говорит о моих сосках, которые все еще торчат, но, опустив свой взгляд, я замечаю, ганаш, размазанный выше линии платья. Вполне очевидно, куда ведет след. Я ощущаю что-то прохладное у основания шеи. А когда протягиваю руку и провожу по тому месту, на пальцах остается заварной крем.
Мое лицо вспыхивает, прежде чем вмешивается Кэл со своим «да, прервали» и предложением встретиться всем вместе в «Красном петухе» (он же «Кровавый Член» (прим. Игра слов в английском языке) через полчаса за ужином.
Затем Иллианцы выходят за дверь, а я остаюсь с внезапной головной болью, тянущим ощущением немного южнее и раздраженным мужем. Ясно, что встреча с Киллианом неизбежна, но я надеялась отложить ее хотя бы на несколько дней. Или даже месяцев. В общем, на некоторое время, чтобы начать медленный процесс вырывания Киллиана Шепарда из своего сердца, что следовало сделать еще в ту секунду, когда он женился на моей сестре.
— Что ты выбрала? — ко мне наклоняется Кэл, задавая вопрос напряженным голосом.
Мой желудок сжимается, и мне приходится спрятать лицо за меню. Похоже, вино, которое я пила ранее, начало бродить. Чувствую на себе оценивающий взгляд Киллиана. Ощущаю, как его гнев медленно просачивается наружу. Он тяжелый и густой. Мужчина не перестает поджимать губы с тех пор, как мы сели. Меня раздражает его злоба. У Киллиана нет на нее никакого права. Именно он виноват в этом хаосе. Но что сделано, то сделано, и как бы мне ни хотелось, уже ничего не изменить. Для всех нас.