— Мартон!
Илонка была даже красивей, чем обычно, только в зимнем пальто казалась меньше, нежели дома на улице Сенткирай. Красная вязаная шапочка прижималась к накрученным над ушами косичками. Зубки сверкали между пунцовыми губами.
Когда они пожали друг другу руки, Мартон впервые ощутил холодное и все-таки нехолодное дыхание Илонки. Оно коснулось его щеки.
— Добрый вечер, — быстро проговорил мальчик. И еще быстрей прибавил: — Пойдемте.
Он думал — вернее, надеялся, что Илонка не пойдет с юношами и девушками, с которыми пришла вместе, что он, конечно, уведет ее от них.
— Нет, нет! — сказала Илонка, и вздох, слетевший с губ девочки, вновь коснулся лица Мартона. — Я здесь с друзьями. Познакомьтесь. Мой домашний учитель…
— Мартон Фицек, — представился мальчик и поздоровался со всеми за руку.
Затуманенными, помрачневшими глазами разглядывал он девочек: беленькие, черненькие; постарше, помоложе; улыбчивые, капризные; в желтых шапочках, в зеленых шапочках. И мальчиков: один повыше, другой пониже. Кто громко называет свое имя, кто бормочет бессвязно. Мартон не находил себе места.
— За мной! — воскликнула Илонка, взяв под руку и Мартона и другого высокого юношу. Она нагнулась вперед, делая вид, будто тащит всю компанию. — За мной!
Шумливо, с гомоном и щебетом ворвались они в теплушку и расселись на длинной скамейке у стены. Пальто все сняли заранее и кинули на руки суетившимся вокруг служителям — мужчинам и женщинам. Служители уносили пальто, приносили номера от вешалок, становились на колени, прикрепляли коньки к ногам мальчиков и девочек, приворачивали их ключами.
Мартон, точно щепка, попавшая в течение реки, что плывет, подрагивая, потом мчится, уносимая волнами, тоже машинально снял зимнее пальто, передал его «обслуживающему персоналу» (ему попалась не женщина, а мужчина с бакенбардами, хотя кто его знает, что лучше и что хуже). Увидев, что остальные дают чаевые, Мартон тоже вытащил уцелевшие семь крейцеров и отдал их. Служитель с бакенбардами опустился на колени и после мгновенного замешательства взял в руки «галифаксы». Мартон ждал, что на лице у него появится улыбка. Но лицо служителя осталось невозмутимым, только руки, как показалось Мартону с презрением защелкнули железные скобы «галифаксов». Мартон был готов, а остальным еще долго прилаживали, привинчивали коньки. Наконец управились со всеми.
— А вы без свитера катаетесь? — спросила Илонка, вовсе не желая этим обидеть Мартона.
Напротив, она радовалась от всей души, что он пришел, что достаточно было одного слова, и этот серьезный юноша, домашний учитель, послушался ее. Ее охватило чувство торжества — не только торжества девочки над мальчиком, но и ученицы над учителем. «Мы тайком катаемся на коньках. И больше ты не домашний учитель, не уполномоченный моей тетушки, а просто мальчик. И ты не можешь больше требовать, чтобы я учила уроки, не можешь ругать меня, если я не выучила, точно так же, как и остальные мальчики, с которыми мы вместе ходим на каток».
— Я всегда без свитера катаюсь, — угрюмо ответил Мартон.
Илонка только теперь поняла, что ей не надо было спрашивать об этом.
— Не простудитесь? — с тревогой спросила она, потом и об этом пожалела.
Она глянула на ноги Мартона, заметила «галифаксы», но притворилась, будто не видит их. Взяла мальчика под руку, теперь уже только его одного, чтобы примирить и успокоить, затем возбужденно и радостно, не глядя больше на остальных, попросила:
— Выведите меня на лед. Вы, наверное, хорошо катаетесь, Мартон?
— Плохо! — бросил Мартон сквозь зубы и взял под руку Илонку. — Пойдемте! — сказал он. И, не будь никого вокруг, добавил бы: «Пойдемте куда-нибудь подальше от них, вдвоем, Илонка!»
Они выбрались уже на левую дорожку. Мартону было холодно в одной сорочке и в пиджаке, но он не обращал на это внимания.
— Умеете восьмерки описывать на льду? — спросила Илонка.
— Не умею!