Все торопливо встали из-за стола и припали к окнам, стали глядеть на белые хлопья: Василий Николаевич по-детски вздыхал, Элизабет задумчиво следила за каждой снежинкой, Кэтрин ласково улыбалась Нейтану, показывая пальцем на падающий снег, Кэролайн отвлеченно смотрела вдаль на дорогу, ведущую к дубовой роще. Каждому было, о чем подумать и вспомнить, глядя на этот снегопад.
Ночью Кэтрин проснулась от плача сына не сразу. Сонно простонав и поворочавшись, она с трудом оторвала тело от перин и села на кровати. Надев пеньюар, она устремилась к кроватке, но тут же остановилась: В темноте комнаты она увидела силуэт кузины, держащей на руках малыша. Кэтрин тихонько подошла к Кэролайн и села в кресло, стоящее в углу, рядом с окном, где находилась и кроватка.
- И часто ты так делаешь? – шепотом спросила Кэтрин сестру.
- С того момента, как он стал признавать кого-то, кроме тебя, – улыбнулась она в ответ и сделала долгую паузу. – Знаешь, я так злилась на всех: на маменьку, на отца, на тебя… на что я злилась? Наверное, на то, что я слабее вас…
- Не говори так! – с жалостью оборвала ее Кэтрин, почти слетев с кресла. Она села на полу подле Кэролайн и стала поглаживать ее бледную руку.
- Отчего же не говорить? У вас у всех есть семья: даже наша кроткая Елена вышла замуж и родила дочку, – по ее щеке потекла крупная слеза, – мне бы следовала винить себя одну… Лучше бы он никогда не приезжал сюда, никогда не видел меня: он бы был сейчас жив, поехал к себе в Лондон, увидел свадьбу сестры. Такая отвратительная девушка, как я, заслуживает самого ужасного.
- Прекрати! Слышишь меня? Перестань, – леди Кэтрин серьезно посмотрела в заплаканные глаза сестры, – ты сделала ошибку, но, ни в коем случае, не сдавайся! Неужели, ты живешь зря? Ты так всех и все на этом свете любишь: как ты смеешь хоронить себя в двадцать?! – она взяла из рук сестры Нейтана, расторопно поцеловала его в лоб, положила в кроватку и вернулась обратно к Кэролайн, – в мире еще столько всего интересного…
- Не торопись с агитациями, – вздохнула Кэролайн, – я тоже думала, что все вечно, а ты такая же, как я, и ты это знаешь. Так вот, что я скажу тебе: все, чем я жила – пустое. Жизнь не делится на веселье и скуку, на личную свободу и плен – она гораздо сложнее. Я всего-то не сказала Богдану, что ушла от него, а он взял – и убил… Жизнь не вертится вокруг тебя, Кэтрин: рядом живут люди со своими причудами, с которыми нужно уживаться, а не только заставлять всех мириться со своей легкомысленностью… Я это поняла и жить более не хочу, но живу лишь потому, что матушку жалко оставлять да грех на душу брать.
Кэтрин замолчала, ее задушили слезы: девушка осознавала свою беспомощность перед правдой. Она поняла в эту секунду: «И вот эта правда: она стоит того, чтобы ее знать? Я была так счастлива, живя в неведении… по подлинно ли было мое счастье? Что вообще такое это счастье?» Она видела, что эта правда уничтожила жажду жизни в ее сестре, но для себя она уяснила: эта правда поможет ей самой не сделать ошибку, а начать все сначала, хотя бы попробовать. « Да, она действительно была недостаточно сильной, потому она не выдержала этой правды. Но это не я! Я не хочу этого и переживу теперь эту правду, какой бы она ни была…» Кэтрин обняла сестру что было сил.
- Ты права, моя родная, ты во всем права, – причитала она.
- Извини, что я реву, сыночку твоему засыпать мешаю, – тихонько отвечала Кэролайн, захлебываясь слезами.
- Реви, не бойся, он сейчас уснет – ему все нипочем, – шептала Кэтрин, гладя сестру по голове.
Но плачь Кэролайн стих, она лишь иногда осторожно всхлипывала. На душе у миссис Сальваторе стало тяжело. Этот разговор с кузиной назрел, как само собой разумеющееся, но от этого он не ударил с меньшей болезненностью.
Утром Кэтрин получила письмо от Елены. Ее радости не было конца: она, словно ребенок, будто прежняя, носилась по коридорам, зачитывая каждому жильцу дома, что написала ей сестренка. Девушка вертелась на кухне, подле Марфы, воруя морковку, которую с забавным хрустом кусала и тут же начинала смеяться.
- Как хоть дитятю назвали, Катюша? – между резкой моркови и лука спрашивала Никитична.
- Назвали Дэнис*, – радостно огласила леди Кэтрин, – а ты разве не знала? Ой! Ты прости меня, Никитична! Я совсем уже дурная стала…