К запертой двери вели ступеньки — ровно три, обмазанные глиной и сухой травой. На них росли грибы, и копошились черви — и это в зиму, когда свирепствовал мороз!
На тех ступенях играло дитя. Маленькая девочка, обвязанная шалью и цветным платком. На ножках малышки были высокие мужские сапоги. В руках она держала игрушку — лошадку-свистульку, раскрашенную белой краской. Девочка так увлеченно играла, что совсем не обращала внимание на нечисть, которая собралась на поляне.
— Я пришла просить об одолжении, — собравшись с духом, проговорила Элинэя. Ее голос дрогнул на последнем слове, она прекрасно сознавала, что ведьмы одолжений не делают.
— Да-а-а? — зловеще протянул теперь уже другой, писклявый тонкий голосок.
Так же, как и первый, он звучал издалека, и его обладательницы не было видно. Но отчего-то Элинэя знала, что обращаться к ведьмам следует, глядя на запертую дверь бревенчатого дома.
Девочка на ступенях продолжала играть, так и не взглянув на ведунью.
— Позвольте ребенку уйти вместе со мной, — голос Элинэи все же сделался слабым.
— С чего вдруг нам отдавать тебе наш ужин? — вмешалась третья ведьма, говорила она отрывисто, и ее голос, в отличии от двух сестер, зазвучал где-то рядом.
Элинэя едва не подпрыгнула на месте, обернулась, но не увидела никого, кроме нечисти, ухмылявшейся довольно и злобно. Духи леса окружили ее и Волка и теперь смотрели горящими глазами. Глазами, полными непонятной ей жажды.
У Элинэи все внутри обмерло, ужас сковал тело, будто цепями. Ни пошевелиться, ни продохнуть. Волк подле нее вновь зарычал, но нечисть не обратила на это никакого внимание. Они обступили их плотным кольцом и теперь в открытую смеялись.
— Зря ты пришла, Элинэя, — с притворным сочувствием проговорил Сверестень и обнажил острые зубы.
Но не успел нечистый договорить, как налетел свирепый сильный ветер. Резкий порыв едва не погасил весь огонь. Факелы на мгновенье потухли, а когда разгорелись с новой силой, перед большим бревенчатым домом предстал дед Мальгер. Облаченный в черное, словно ворон, пугающий и древний. Теперь уже с золотистыми глазами и вертикальными зрачками, как у кошки. Веяло от него невероятной силой, той же мощью, которой полнилась и здешняя земля.
— Не пугай по чем зря, Сверестень, — предупредил Мирим Мальгер, и голос его, Элинэе не показалось, был полон угрозы.
Сверестень после этих слов притих. Притихла и другая нечисть. Только воздух на поляне как будто стал густой — такой, что хоть ложкой черпай.
— Неужто братец пожаловал? — приторно-медовым голосом заговорила первая ведьма.
Мирим Мальгер от ее слов противно поморщился.
— Никак вспомнил про родню, — захихикала вторая, та, что с тонким писклявым голосом.
Элинэя от удивления чуть не подскочила на месте. Покосилась на деда Мальгера, которого всю свою сознательную жизнь знала не иначе, как мудрого старца и любителя горячего меда. Он ведь родом из деревни? По крайней мере, так говорили те, кто родился в Яблоневом саду и прожил там долгую жизнь. Та же старуха Ингерилья уверяла в том, что дед Мальгер всегда жил в деревне.
— Что-то ты припозднился, братец.
— А мне кажется, что вовремя, — ответил Мальгер и ближе подступил к Элинэе и Волку.
Последний, что удивительно, совсем не рычал, не признавая в госте угрозу. А вот ведьмы, если и говорили правду о родстве с Мальгером, появляться все равно не спешили. Хоть Элинэя и явственно ощущала присутствие трех женщин. Казалось, они где-то рядом и в то же время далеко, будто не на этой поляне. И как такое возможно?
— Зачем бы не пожаловал, — грубо оборвала его первая сестра — та, что со скрипучим голосом, — уже поздно.
— Я пришел за Элинэей, — твердо ответил Мальгер и вышел вперед, загораживая девушку своей черной тенью.
— Поглядите-ка, сестрицы, защитник нашелся, — продолжила первая, с трудом скрывая свое раздражение, — а ты спроси у нее, нужно ли ей твое заступничество? Захочет ли она с тобой пойти?
— Вот-вот, — вновь противно захихикала вторая.
От ее голоса у Элинэи даже мурашки побежали по спине.
— Ее никто не звал. Она сама пришла, по доброй воле.
И только теперь дед Мальгер посмотрел на играющего на ступенях ребенка. Сразу обо всем догадался. Покачал головой и оглянулся на Элинэю. И во взгляде его было нечто такое, что заставило сердце ведуньи сжаться от страха. То была безысходность.