На востоке занималась заря. Солнце всходило и окрашивало верхушки деревьев розовым золотом. Белый снег на соснах и елях искрился, а на земле еще казался темным, сиреневым. С земли не уходила мгла, хотя небо уже посветлело.
Неподалеку спал Волк — огромный и с виду очень страшный, но храбрый и верный. Не побоялся вчера пойти против ведьм, заступился за Элинэю.
Девушка бросила на него встревоженный взгляд. Ее прежние опасения подтвердились. Не заговоренный это зверь. Но что же такого сотворили прошлым летом ведьмы с Гиблой поляны? Какие чары применили? Конечно, можно было попытаться расспросить деда Мальгера. И только стоило Элинэе подумать о нем, как он явился на поляну у ее сруба. Налетел, как и вчера, сильный ветер, и мужчина, похожий на ворона, предстал перед ней в своем привычном черном одеянии.
— Знал, что ты не спишь, — проговорил Мирим Мальгер и оглядел Элинэю. В голосе его и взгляде читались тревога и беспокойство.
— Спалось неважно, дед Мальгер, — призналась Элинэя.
Он кивнул ей и подошел ближе.
— Мои сестры?
— Они, — выдохнула ведунья и покачала головой, — наслали сон и показали мне юношу, о котором говорили.
— Значит знаешь теперь, как он выглядит?
— Знаю, да какой в этом толк? Я видела его впервые. И, признаться, не понимаю, зачем он им?
— Есть у меня одна догадка.
— Не поделитесь?
Он покосился на дверь за ее спиной и спросил:
— А девочка еще спит?
Элинэя кивнула.
— Спит. Крепко. Ваши сестры не тревожили ее сон.
— Это хорошо. Тогда поговорим здесь, нечего стращать ребенка разными россказнями.
Элинэя обернулась к срубу и заговорила тихим голосом.
— Я все думаю, что будет с девочкой, когда я отправлюсь к руинам Велебы? Нет смысла затягивать, нужно выполнить свою часть сделки, — ее плечи опустились, и руки будто безжизненно повисли вдоль тела, такой подавленной и обреченной она казалась в тот миг.
— Понимаю, Элинэя. Все понимаю, — не скрывая в голосе сочувствия, произнес Мирим Мальгер, — но за девочку не тревожься. Я уже рассказал обо всем Регену. Они с Ганной приютят сиротку, позаботятся о ней, не обидят.
Элинэя улыбнулась. Только вот улыбка эта получилась вымученной. Столько всего навалилось на ведунью за прошедший день.
— Спасибо. И вам, дед Мальгер, и старосте, и Ганне. Не знаю, чтобы без вас делала, — грустно вымолвила она.
— Погоди благодарить, Элинэя. Ведь еще ничего не сделано.
— Вчера вы спасли меня, — возразила она и посмотрела с благодарностью, — заступились за меня перед сестрами. Одна бы я пропала на Гиблой поляне.
Мирим Мальгер только покачал головой. Глаза его, серо-зеленые, человечьи, цепкие и проницательные, блеснули, а потом стали золотыми, как у зачарованной кошки. А зрачки из круглых превратились в овальные, выдавая в нем нечистую сущность. Заметил он, как Элинэя вздрогнула с непривычки, и поспешил ее успокоить:
— Ты не бойся, девочка. Я не обижу тебя. И у меня, и у Регена осталось от нечисти. Только у старосты горб, а у меня глаза.
— А я и не знала, — ахнула она.
— О том никто не знает. Даже Ганна не ведает, что ее муж принесен юной пастушкой от Лешего.
— Милостивые боги!
Мирим Мальгер недобро усмехнулся.
— Над той девушкой надругался Леший, а моего отца приворожила ведьма.
Элинэя стояла на месте, как вкопанная, и не могла ни пошевелиться, ни продохнуть.
— Видишь ли, нечисть не способна на любовь, — он махнул рукой, не договаривая, видимо, не желая больше пугать и смущать Элинэю. Помолчал немного, а потом продолжил: — Только силой да колдовством они и могут принудить, а вот по любви… Любовь не ведома нечисти, а ведь в ней и есть главная сила смертных.
— В любви?
— В любви, — ответил Мирим Мальгер. Взглянул как-то тепло, по-отечески на Элинэю и добавил, навевая на нее тоску, — когда-то родительская любовь спасла тебя, Элинэя, — он вмиг сделался печальным, — а меня — любовь одной девушки.