Допивая свой второй баночный эспрессо, я добавила звук погромче, слушая «Лондон после полуночи». Предвкушение перед расследованием взбодрило меня даже больше, чем кофеин. Многие люди назвали бы меня глупой за то, что я в одиночку хожу по заброшенным местам — девушка, делающая что-либо в одиночку, неизбежно вызовет неодобрение. Но у меня был мой нож, и на цепочке для ключей висел перцовый баллончик. Я не собиралась позволять чьим-либо зацикливаниям на моей безопасности мешать мне жить.
Если честно, единственное, что заставило меня хоть немного задуматься — это размышления о предупреждении Леона в ту ночь, когда он подобрал меня на дороге. «Веди себя прилично, Рэйлинн. Или в следующий раз будут последствия», — я бы больше предпочла услышать это в постели. Меня это не испугало; я почувствовала странный трепет, осознав, что посещение этой старой церкви, вероятно, будет расценено в его представлении как плохое поведение.
Он мог бы навлечь последствия, если когда-нибудь узнает, что я сделала.
Дорога сузилась. Я не видела ни одного дома по меньшей мере минут двадцать, асфальт был изрыт колеями, желтая краска, разделяющая две полосы движения, выцвела до невидимости. Далекий залив, мой постоянный спутник на востоке в течение всей поездки, скрылся за деревьями. Музыка оборвалась, так как пропала связь.
Следуя указаниям, я быстро свернула на узкую грунтовую дорогу. Дорога явно не ремонтировалась, почва сменилась травой и гнилыми листьями. Низко свисающие ветви задевали крышу моей машины, и несколько случайных капель дождя усеяли лобовое стекло.
Дорога заканчивалась у металлических ворот. Ржавая табличка «ВХОД ВОСПРЕЩЕН» свисала с них на единственной оставшейся цепочке, и я остановила машину, заглушив двигатель. Судя по тому, что я читала, так оно и было. Дальше я бы не смогла проехать; отсюда до леса было двадцать минут ходьбы пешком.
Я собрала свои припасы, ещё раз проверила батарейки в фонарике и направилась к выходу. Тропинка, которую я нашла среди деревьев, была узкой и в значительной степени заросшей кустарником, но я ожидала гораздо худшего. Ветер раскачивал сосны над головой, и опавшие иголки делали каждый шаг мягким. Дождь пока прекратился, но я все равно чувствовала, как время от времени холодные капли падают мне на лицо.
На ходу я говорила в камеру, записывая предысторию для зрителей.
— В 1899 году сорок шахтеров спустились на подъемниках на самый нижний уровень печально известных серебряных рудников Абелаума — две недели спустя только трое из них выбрались живыми.
Это была та самая легенда, которую я впервые услышала в начальной школе, история, которую знал каждый ребенок в Абелауме. Трагедия 1899 года навсегда изменила Абелаум, приведя к внезапной остановке его бурно развивающейся горнодобывающей промышленности.
— В шахте произошёл массивный обвал, и нижние уровни быстро затопило, в результате чего шахтеры оказались в ловушке внутри. В последующие дни, ожидая спасения, мужчины выживали единственным доступным им способом: поедая мертвых, а позже — убивая и поедая живых.
Подойдя к развилке тропинки, я остановилась. Я знала, что мне нужно идти направо; тропинка слегка спускалась вниз, и за крутым поворотом я должна была найти поляну и собор. В центре развилки тропы стояло дерево, и я разглядела что-то, спрятанное среди веток и листьев, наваленных вокруг его корней. Я схватила его и вытащила деревянную табличку, потрескавшуюся от времени. На дереве сохранились призраки старых раскрашенных букв, гласивших: Центральная шахта Уайт Пайн, 1 миля.
Я поднесла это к камере.
— Спустя две недели спасатели, наконец, смогли расчистить путь вниз, прямо здесь, в Уайт-Пайн. В живых осталось только трое мужчин, включая владельца горнодобывающей компании, человека по имени Морфеус Лейман. Тела остальных так и не были найдены.