На Марка со всех сторон навалилась тяжелая сухость и узость. Было так больно, что заслезились глаза. Хотелось все прекратить, но, казалось, тогда станет еще хуже. Они попробовали разные позы. Леся делала вид, что ей нравится, громко постанывала и вскрикивала. Она избегала смотреть Марку в глаза, а может, наоборот, это он отворачивался. Внутри защемила тоска, и, выдержав какое-то время, он сказал, что устал, но ему понравилось, спасибо. Леся хотела что-то ответить, но промолчала и пошла в ванную обмыться.
У тебя не работает свет, сказала она.
Марк улыбнулся.
Он тебе очень нужен? — спросил он. Ему было лень рассказывать про соседку, а это явно пришлось бы сделать, если бы он сейчас вышел на площадку к электрощиту.
Да нет, я уже все.
Курить?
Ага.
Они вышли голые на балкон и закурили в ночной тишине. Издалека доносились звуки веселья и рев машин. На перекрестке щелкал светофор, переключаясь с одного цвета на другой. Скрипел подоконник. Марк с Лесей долго молчали, а потом заговорили. Их голоса изменились, стали усталыми, скомканными, отдаленными, но по-новому близкими.
Мы планируем пожениться и завести детей, сказала Леся.
Ты этого хочешь?
Он хочет. Куда мне деваться.
Не знаю.
Она повернулась к Марку, задержала на нем взгляд, потом усмехнулась и протянула да-а.
Тогда все и кончилось. Марк мог предложить ей остаться у него, и Леся бы осталась. Она бы согласилась с ним жить. Может, даже согласилась бы на следующий же день пойти в ЗАГС. Но Марк вдруг понял, что ничего из этого не хочет. Да и Леся тоже. Неужели все их чувства были обыкновенной жаждой обладания, думал он. Он не верил в это. Леся была все так же ему дорога. Просто теперь все изменилось.
Они еще немного поболтали, скрывая друг от друга, что осознали сегодня. Потом Леся оделась, и Марк закрыл за ней дверь.
Он был рад, что она ушла.
Многое теперь давалось Марку легко. Не то чтобы он готов был горы свернуть, но что-то очень тяжелое куда-то исчезло, и все стало просто. Настолько, что Марка даже не волновало, что исчезло и почему. Люди перестали казаться ему чужими. А сам он — кем-то особенным. Отличия вообще как-то наскучили. Люди вокруг настолько расслоились, что его куда больше интересовала их схожесть. Он роднился с теми, кто приходил в кофейню, нет-нет да наливал кому-нибудь за счет заведения, а посетители радовались, и их улыбки и взгляды грели и немного смущали.
Время, скоротечность которого он так болезненно недавно ощущал, приостановилось, замерло. Ветер в городе дул мягко, еле заметно. Можно было глубоко дышать и за секунду проживать несколько жизней. И Марка это обнадеживало, ведь раньше ему не хватало времени и на одну.
Он только и думал теперь о том, как с толком использовать тепло оставшегося лета. Не хотелось сидеть дома. Какая глупая трата. Но в стенах дома его держали переводы, которые с собой не возьмешь. Поэтому, когда со студии написали по поводу очередной новой партии, Марк ответил отказом. Так же он ответил и в следующий раз. И еще раз. А потом ему перестали писать. Марка нисколько это не заботило, он успел накопить денег, не очень много, но и не мало, и сейчас даже не представлял, на что их тратить. Никогда больше он не был так богат, как тогда.