Меня воспитывали не в доброте и радости. С того момента, как я появился на свет, мне ясно дали понять, какова моя роль в семье.
Ничего, кроме запасного варианта. Резервная копия.
Если только со старшим братом что-нибудь не случится, я буду лишь пустой тратой отличного мебельного пространства.
Но было одно знакомое мне чувство. Не благодаря моей кровной семье. Не потому, что отец научил меня этому или мать показала мне в детстве.
Это я чувствовал в своих костях, оно проносилось по моим венам. То, чему я научился в результате многолетнего опыта. Это было единственное, в чем я был уверен.
Преданность.
Уверенность, что кто-то прикрывает мою спину так же, как я прикрываю их. Что если потребуется, ради них я всегда брошусь под автобус.
И именно поэтому я понял, что этот придурок со значком пиздит.
— Завязывай, Алистер. Твои дружки уже все рассказали, свалив все на тебя. Ты же не хочешь сесть за покушение на убийство и поджог, сынок?
У меня подергивается верхняя губа, мне приходится физически проглотить желание встать и разбить ему лицо об этот разделяющий нас металлический стол. Однако я не двигаюсь, держа руки в наручниках на коленях.
Я впечатлен своим самообладанием.
— Да? Скажи мне, папа, что я натворил? Ты расскажешь мне, как я это сделал? А? — хмыкаю я, не обращая внимания на его игры.
Его гложет раздражение. Он, вероятно, получил такое же дерьмо от Рука и Тэтчера, а Сайлас… сомневаюсь, что он вообще проронил хоть слово с тех пор, как они притащили нас в полицейский участок.
Они ничего от нас не добьются и скоро поймут, насколько бессмысленным было вообще привозить нас сюда.
— Я не твой папа, мальчик. Если бы я был им, ты бы отправился в военное училище быстрее, чем успел бы открыть свой рот. — Меня беспокоит его южный акцент, очевидно, что он переехал сюда позже, потому что местные жители не говорят, как деревенские провинциалы.
— И я не твой сынок и не твой мальчик, ты, инбредная деревенщина. И я больше ничего не скажу, так что ты зря тратишь время.
Я бесстрастно кладу ноги на стол, грязь с подошв моих ботинок падает на столешницу. Затем закидываю руки за голову и, откинувшись назад, закрываю глаза. Никогда еще я не был так спокоен.
Мы не голодные псы, готовые разорвать друг друга на куски, как только наша преданность подвергнется испытанию. Годами мы прикрывали друг друга, нам даже не нужно знать подробности того, что сделал кто-то из нас, и все же мы могли лгать так безупречно, что никогда бы никого не заподозрили.
Неужели они думают, что мы друг на друга сдадим? Поместили нас в разных комнатах? Уменьшили термостат? Надели на нас наручники и оставили здесь на час, прежде чем войти? Решили напугать нас, чтобы мы сдали друг друга?
Мы не гребаные собаки.
Мы волки. Бешеные, одичавшие, яростно преданные своей стае и только своей.
— Ты думаешь, это шутка? Это серьезные обвинения, тебе грозят годы тюрьмы. Ты думаешь, что этот образ крутого парня сработает в тюрьме штата? — он повышает голос, я слышу, как его кулак громко ударяет по столу, но не решаюсь открыть глаза.
— Если бы у вас были хоть какие-то доказательства, я бы и правда еще как-то среагировал. А пока я немного вздремну, ты не против? — я приоткрываю один глаз и киваю в сторону выключателя.
В комнате раздается скрип его стула, ко мне приближаются тяжелые шаги, я чувствую, как в мою кожаную куртку впиваются пальцы, привлекая меня к его лицу. Чувствую запах его утреннего кофе и дешевого лосьона после бритья.
— Я тебя за это прищучу, маленький урод. Даже если это будет последнее, что я сделаю, я сам брошу твою задницу в тюрьму, — шипит он.
Я скрежещу зубами, открываю глаза и уверен, что в них нет ничего, кроме чистого зла. Красные пузырьки начинают проникать в мои радужки, комната вращается быстрыми кругами, коп, в имени которого я даже не уверен, становится лишь черным силуэтом.
Чем-то, что я должен уничтожить. Я не могу остановить дрожь в руках и то, как они взлетают вверх, даже скованные наручниками, ударяясь о его предплечья. Коп тут же от меня отстраняется.
— Еще раз поднимешь на меня руку, и я засуну свой кулак так глубоко тебе в задницу, что ты оближешь мои гребаные костяшки.