Я испустила долгий вздох, когда меня осенило. Тетя Адель. Складки ее хлопчатобумажной ночной рубашки развевались на соленом ветру, а на плечи был накинут вязаный жилет. Бледно-седые волосы были аккуратно завязаны в пучок на затылке.
Сунув склянку в карман халата рядом с письмом Уильяма, я открыла хрупкие стеклянные двери и вышла наружу, чтобы встать рядом с ней.
— Не спится? — спросила я.
Она приветливо улыбнулась.
— Никогда не могла спокойно спать после похорон, зная, что мой день не за горами.
— Не говори так. У тебя еще много времени.
— Тебе легко говорить. Тебе не дашь восемьдесят.
Я проглотила смех. Она была права.
На кончике языка вертелось желание рассказать Адель о письме, лежащем в кармане рядом с бутылочкой с могильной грязью, но этот день и без того был достаточно насыщен новостями.
— На что мы смотрим? — я оперлась руками о перила и, как и она, уставилась на болото, привыкая к темноте. Трудно было определить, где начинается болото и заканчивается черное небо. Было уже за полночь, время дикой природы, когда ночные животные охотятся и набивают животы. Время, когда болото принадлежит летучим мышам, лягушкам и хищникам.
Адель указала длинным, тонким пальцем, белым на фоне темноты.
Я посмотрела в указанном направлении, и через мгновение мой взгляд остановился на силуэте, который едва заметно двигался по лодочному причалу.
— Это он?
— Конечно.
Очевидно, ночь принадлежала и Эфраиму.
Он пересек всю длину причала, затем спустился на рыбацкую лодку, стоявшую на дальнем стапеле. Именно его тень я видела в ту ночь, когда Соломон скрылся в шторме.
— Я думала, Эфраим ночует в городе.
— Видимо, твой жених передумал.
— Пожалуйста, не называй его так. Ты же знаешь, что он мне не жених.
— Ты собираешься выйти за него замуж, не так ли?
— Не совсем.
— То есть?
— Это не будет настоящий брак. И ты это знаешь.
— Я ничего такого не знаю.
Я закатила глаза.
— Чем он занимается?
— Идет по лодочному причалу в темноте.
— Ты специально делаешь вид, что не понимаешь, о чем я спрашиваю?
— Ясно. Ты провела несколько лет в Чарльстоне и перестала понимать чувство юмора.
— Так ты собираешься рассказать мне, что он делает, или нет?
Губы Адель сжались в прямую линию.
— Он занимается этим с тех пор, как ты уехала.
— Чем занимается?
— Я не думаю, что он когда-нибудь прекратит поиски, — сказала Адель. — Что именно он ищет на данный момент, я не знаю. — Она тряхнула головой. — Он бесконечно искал твоего брата, когда Сет исчез. Твой отец тоже пытался, но мы не смогли его найти. Он не спал несколько дней.
— И теперь он делает это каждую ночь?
— Не каждую ночь, нет. — Бледные глаза Адель смотрели на болото, хотя очертания лодки были уже едва различимы, кроме единственного огонька на корпусе, то появлявшегося, то исчезавшего из виду в мерцающем лунном свете. — Он выходит в море, когда наступает прилив. Я думаю, он делает это в основном, когда ему не хватает Сета. Или, когда скучает по родителям. — Она повернулась и посмотрела на меня. — Или по тебе. Он очень скучал по тебе.
Я отвернулась, не желая осознавать ее слова. Адель ошибалась. Эфраим ненавидел меня.
— И ты позволила ему уйти? Позволила ему взять лодку в это время ночи? Это опасно.
— Дорогая, Эфраим — взрослый человек. Ему не нужно, чтобы я указывала, что безопасно, а что нет.
— Сет тоже был взрослым.
— Да. Он был.
Я застонала и уставилась на свои туфли — лодочки. Прошли долгие минуты, пока я прислушивалась к ночным звукам на болоте.