Всего лишь придётся работать со мной.
Фрэнки пристально смотрит на меня. Я заметил, что иногда она делает так — не просто смотрит, а как будто пытается заглянуть внутрь меня.
— Всё в порядке? — спрашивает она.
Я опешиваю.
— Что ты имеешь в виду?
— Я подумала, может, ты злишься. Твой ответ был таким кратким. И обычно для меня это читается как злость.
— Фрэнки, нет, — мне приходится сдержаться, чтобы не обнять её. Я хочу целовать её в лоб и умолять сказать, почему она решила, будто я злюсь, хотя на деле всё далеко не так. — Почему ты так подумала?
Её взгляд дрейфует к волнам, разбивающимся о берег.
— Мне непросто читать людей. Обычно я не могу по лицу понять, что чувствует человек, пока не узнаю его или её очень хорошо. Мне нужно много времени на изучение выражений чьего-либо лица, — она поворачивается и снова пристально смотрит на меня, серьёзно хмуря лоб. — Это потому что я аутист.
Весь воздух вырывается из моих лёгких. У Фрэнки расстройство аутического спектра.
Боже, вот это я тупил. Я знаю, что аутизм проявляется у каждого по-своему, одновременно прячась и выскальзывая наружу. Моя младшая сестра Зигги, с которой я очень близок, получила диагноз «аутизм» год назад. Акселю диагноз не ставили, но после того, как диагностировали Зигги, я всё чаще удивляюсь, почему этого не случилось. Короче говоря, я хорошо знаком с аутизмом, видя его в близких людях. Так почему я не узнал его в Фрэнки?
Шагнув поближе, я робко переплетаю наши пальцы, готовясь к тому, что Фрэнки отстранится, отвергнет жест. Но она этого не делает. Вместо этого она крепче сжимает мои пальцы.
— Спасибо, что сказала мне, Фрэнки. Спасибо, что доверилась.
Она запрокидывает голову, глядя мне в глаза.
— Мне жаль, что я не сказала тебе раньше. Но когда мы познакомились, ты был всего лишь ещё одним игроком команды. Это не казалось необходимым.
Одно маленькое слово — «был» — но от этого всё моё тело переполняется надеждой.
— Могу я спросить, почему ты не говоришь остальным? Почему ты говоришь мне сейчас? Если это личное, я пойму.
Фрэнки сжимает мою ладонь, и мне приходится подавить хриплый вдох. Её ладонь мягкая и прохладная от ночного воздуха. Она идеально помещается в моей руке.
— У меня есть… есть маска, которую я ношу на работе, — отвечает она. — Я скрываю большую часть себя, чтобы делать свою работу. Зачем говорить людям, что я аутист, если я веду себя не как аутист?
— Разве это не выматывает? — я помню, что Зигги повторяла это раз за разом. «Я так устала. Так устала притворяться и всё равно чувствовать себя так, будто мне это не удаётся. Я чувствую себя невидимой. Даже для себя самой».
— Да, — она улыбается. — Отсюда и юрфак. Изучение и обсуждение права — тут пригодится быть изощрённо наблюдательной, зацикленной на деталях, методичной, гиперсосредоточенной, буквальной, прямолинейной. Иногда я беспокоюсь о том, что я упускаю невербальные детали в коммуникации. Я знаю, что в юриспруденции бывают коварные ситуации, и люди могут искажать слова, но я же не буду оспаривать всё в зале суда. Я буду читать сноски мелким шрифтом, вести переговоры по контрактам клиентов, которых мне доведётся хорошо узнать, так что, думаю, я хорошо справлюсь. Я смогу быть собой.
— Я рад за тебя, Фрэнки. Ты заслуживаешь быть собой. На работе. С друзьями. Где угодно.
Она смотрит на меня очередным пронизывающим взглядом.
— Спасибо.
Пацца лает и кружится, гоняясь за собственным хвостом. Мы смотрим на неё, и между нами воцаряется тишина, нарушаемая лишь шумом океана рядом.
— Ты же помнишь, что моих братьев и сестёр хватит на население маленькой страны, да?
Фрэнки морщит нос, явно растерявшись.
— Да?
— У моей младшей сестры аутизм. Конечно, все по-своему уникальны, и я далеко не эксперт, но у меня есть близкий человек-аутист. И я надеюсь, ты будешь чувствовать себя в безопасности со мной.
Фрэнки шмыгает и вытирает нос. Несколько раз моргает и промокает глаза рукавом толстовки, натянув его на основание ладони.
— Ты в порядке?