— Нет, это точно не сказки, — упрямился Зиг.
Он спустил меня на постель и лёг на бок, подложив локоть под щёку. Я увидела блеск его глаз в свете пламени очага. Зиг опять бредил, я уже хорошо знала этот взгляд.
— Если всё так, как написано, то я уже знаю, какое оружие у северян и как они строят воинов, — заговорил его низкий голос. Мурашки пробежали по спине. Вот оно, то, о чём он на самом деле думал, — о войне. А мне казалось, ему просто интересно прошлое, подобное сказке, как и мне. В покоях повеяло жутью. Зиг вздохнул: — Только представь, Китти, я уже могу продумать, как воевать с ними. Если книга правда, я уже победил. Мои люди лучше снаряжены и подготовлены.
Мне стало грустно. Я не хотела никаких захватов. Боялась, что он погибнет, и я потеряю всё. Я боялась не за положение, власть или тысячи богатств, которые обрела всего за месяц. Я боялась за Зига. Как ни хотела не привязываться к нему, поздно. Я влюбилась.
— Будь осторожен, когда пойдёшь за данью, любимый, — шепнула я, взяв его шершавую руку. Приложила к лицу. Зиг погладил, убирая волосы мне за ушко. — Я с ума сойду, если с тобой что-то случится.
— Я вернусь. Не сдохну, пока не сделаю империю. Верь мне, киска.
За день перед отъездом князя и его воинов был пир. Воины собрались в главном зале. Мы угощали их пивом и печёной свининой. Было шумно и людно. Зал был полон. Люди тесно сидели на скамьях и даже на полу. Я заняла законное место по левую руку от Зига, сидела на своём троне.
На мне было платье, голубое, как небо. Служанки заплели мои волосы в сложную косу и уговорили подвести глаза углём. На груди лежали тяжёлые круглые золотые бляшки на цепочках. В ушах качались серьги из алых камней. Пальцы украшали колечки. А пояс!.. Ах, пояс был тоже из золота, состоял из множества маленьких пластинок. В тот вечер я впервые почувствовала себя княгиней и даже сама себе нравилась. Ещё и Зиг так смотрел на меня… будто хотел взять прямо в зале, при всех.
— Что нос повесила? Тебе скучно, моя весна? — спросил Зиг, положив руку на моё бедро. Его ладонь обожгла через платье. Я покачала головой.
— Волнуюсь за тебя, мой лев, — призналась я.
Но это была правда лишь отчасти.
За отдельным столом сидели наложницы мужа. Их оказалось много. Хвала богам, что не сотня! Высокие и низкие. Стройные и полненькие. С большими грудями и, наоборот, скромного сложения. Рыжие, светлые, тёмноволосые. Смуглые и бледные. Они были разными, его наложницы. Двадцать пленниц, угнанных из родных земель, отобранных у мужей, отцов и братьев. И всё-таки ни одной, похожей на меня, среди них не было.
Мне было тошно их видеть. Это ревность? Никогда не знала этого чувства.
Зиг поднялся. Голоса в зале стали стихать, вскоре воцарилась тишина. Лишь его волкодавы, лежащие у помоста и грызущие кости, ворчали и скулили. Зиг подошёл к краю помоста.
— Завтра мы пойдём собирать дань, которую не получали два года, — заговорил его хриплый голос в тишине. Воины усмехнулись, довольные. — Чутьё мне подсказывает, что нас уже позабыли в этих краях. Но мы напомним. Заберём наше по праву!
— Заберём! У-у! — завыли его воины, как стая псов.
Мне стало жутко. Скоро они пойдут убивать невинных людей…
Я взглянула на стол, где сидели наложницы, и увидела, как радостно ухмыляется Сванхильд. Она сидела в окружении подруг, разодетая в золотое, сверкающее платье. На её голове лежал венец, тонкий обод с тёмными камнями. Княгиня тут она, не я. Сванхильд вдруг обернулась, поймала мой взгляд и подняла глиняный кубок, хмыкнув. Я выдавила улыбку в ответ, хотя хотела бы выкинуть эту девицу из своего дома куда-подальше, и подняла кубок, серебряный. Мы будто стукнулись после слов Зига и выпили. Вино застряло в горле. Я едва сделала маленький глоточек.
— Когда мы вернёмся, — продолжил князь после того, как стихли голоса, — я одарю лучших из вас. Уверен, подарки вас знатно порадуют!
Зиг указал на стол, где пировали его наложницы.
Воины будто с ума посходили. Закричали, засвистели, загудели низкими голосами. Подарки им явно понравились. Девушки, одетые в добротные платья и изящные украшения, скромно опустили глазки. Может, им вовсе и не хотелось идти к чужим мужчинам в рабыни. Я не знала, что с ними делать. Оставлять их в нашем доме, значит, мучить себя. Но отдать…
Как сложно! Я не хотела быть жестокой.
Только Сванхильд не опустила глаз. Она уже не смотрела на меня. Её занимал лишь мой князь. Сванхильд сделала такое жалостливое лицо, что даже мне стало дурно отдавать её. Я отвернулась.
Боги, и что мне делать?