— Сядь.
— Как прикажешь, мой лев, — закивала она.
— Другой разговор, — похвалил я.
Придвинулся к ней ближе, чтобы наблюдать за мыслями, сменяющимися в её глазёнках. Там я увижу больше, чем она осмелится сказать. Моя киска хоть и была смелой, но я знал, что смелая она лишь в половину. Китти вжалась в бортик бадьи спиной.
— Ты была права, этот раб полезное приобретение, — начал я. И моя жена тоже была полезным приобретением. Сам бы я ни за что не додумался болтать с грязными рабами. — Он рассказал многое, но сможет сказать больше. Я пригласил его на ужин завтра. Хочу вытянуть из него всё, что он знает про восток.
— Тогда, может, стоит сделать его хранителем?
Я вскинул брови. Ход мыслей Катерины удивил меня. Но я не имел ничего против. Исак был достаточно умён, чтобы заведовать хранилищем. Я был уверен, что жечь или воровать мои знания он не станет — слишком ценит мудрость, да и куда ему деться из усадьбы с ворованными книгами? Парни у ворот даже не выпустят его.
Катерина ждала моего слова, затаив дыхание. Мне не особо нравилась её заинтересованность этим рабом. Не могу понять мою жену, как можно водиться со всеми этими убогими и нищими? Почему они к ней клеятся, как банный лист к одному месту? Она даже губки прикусила, ожидая, паршивка такая.
— Почему ты так печёшься о нём, а? — я глядел на её губы. Погладил по щеке, убирая влажные кудри за красное ушко. — Я начинаю ревновать, Китти.
— Ревновать? Ты же говорил, что уверен в себе, мой князь, — улыбнулась она. Тёмные глазки загорелись янтарными искорками. Боги, какая же она… — Просто мне кажется, что Исак хороший человек и не заслужил убирать за скотом. Он слишком умён для этого. По правде, никто не заслуживает быть рабом.
Китти загрустила. Моя невинная весна, твоя доброта покоряет моё сердце. Не думал, что бывают женщины настолько светлые, как ты. И как меня угораздило связаться с тобой?
— Ты права, Исак слишком ценен, чтобы сгнить в рабской половине, — согласился я. Вздохнул и откинулся на бортик бадьи спиной, свесил руки. И сдался под её нежными глазами: — Ладно, твоя взяла. Пусть будет хранителем.
— И-и! Зиг! Спасибо!
Она повисла у меня на шее. Я ощутил мягкую грудь, прижавшуюся к моей груди. Её дыхание вызвало мурашки по шее. Я обхватил её спинку и погладил. Очертил поясницу, потом опустил руки в воду и погладил округлый зад, упругий и мягкий. Моя жена была молода, и её молодость сводила с ума.
— Как ты делаешь это? — спросил я, поглаживая стройное тело. Китти села мне на ноги и вызвала желание. Как мальчишка около неё, проклятье. Вечно стоит.
— Что делаю? — пролепетала моя нежность.
— Не строй из себя дурочку, тебе не к лицу. Как ты умудряешься заставить меня делать то, что хочешь ты? — даже у меня не получалось так управлять людьми. Я больше привык давить и угрожать. До сего дня работает безотказно. Китти ни разу не пригрозила мне. Да и чем бы, интересно? Но я всё равно плясал под её дудку. — Может, я недооценил тебя и пригрел лютого врага на груди, м?
Китти отстранилась. Я увидел её напуганное лицо.
— Боги с тобой, Зиг, не говори так, — выдохнула она. Взяла мои руки и зацеловала грубые ладони. — Я же поклялась, что буду навеки с тобой. Всегда рядом. Я не враг тебе, мой князь. Не обижай меня своими подозрениями. Ты делаешь мне больно.
— Прости, моя весна. Это была плохая шутка, согласен.
Я погладил её лицо. Китти прикрыла глаза, подставляясь для ласки. Будто кошка. Она выгнула спинку, маняще качнула небольшой, но такой красивой грудью, что я сдался опять. Второй раз проиграл ей. Потянулся за поцелуем. Катерина вздохнула и открыла рот. Всегда покорная, моя драгоценность. И мне не надоедала её покорность. Я мог расслабиться, не боясь удара в спину. Ни с кем, кроме неё, такого спокойствия не было.
Мысли о войне оставили меня. Я был поглощён ею, моей сладкой, скромной, но оттого особенно возбуждающей Катериной.