— Благодарю, — сладко улыбнулась она, будто бы и не обиженная его пренебрежением. — У меня были сомнения насчет этого платья.
Колдблад молча разлил вино по хрустальным бокалам и протянул один ей.
— Как вам удалось справиться с таинственными делами? — спросила Оливия, принимая бокал за ножку. Пауза в разговоре показалась ей неловкой, и голос выдал ее смущение.
— Успешно, — коротко кивнул ей граф. — Надеюсь, тебе не пришлось скучать в мое отсутствие?
— Ну что вы, я нашла, чем себя занять. Хотя, конечно, с нетерпением ждала вечера: ведь нам так редко удается провести время наедине. За то недолгое время, что я в Колдфилде, я совсем вас не узнала.
— В том твое везение, дорогая.
Оливия заговорщически улыбнулась, решив, что пора разрядить обстановку и положить конец их постным минам с помощью шутливой истории.
— В самом деле? — выразительно подняла брови она. — А я слышала другое. Вам уже известно, что гувернантка Себастьяна питает к вам слабость?
— А вам известно, что сплетни унижают в первую очередь рассказчика?
Жестокие слова, произнесенные мягким голосом, были как удар хлыстом. Оливия почувствовала, как кровь прилила к щекам. Как грубо. Кто бы мог подумать, что граф такой ханжа и лицемер? Скорее позволит себе одернуть ее, чем вместе с ней посмеяться над несуразной дурнушкой.
— Это не отменяет правды, — дерзко улыбаясь, пожала плечами Лив, чувствуя бессилие и невозможность больше выносить взгляд графа. В мерцании свечей его глаза казались совсем светлыми, будто напрочь лишенными радужной оболочки — одни лишь зрачки матово темнели, как две пуговицы. Неприятный, пронизывающий взгляд, от которого мороз по коже.
— Я надеюсь, ты простишь мне мою резкость, — Колдблад взял ее за руку и коснулся губами воздуха над ее ладонью. — Мисс Хоупфул на особом счету в этом доме, я уважаю ее, а потому предпочел бы оградить себя от гнусных замечаний в ее адрес.
— Почему? Почему она на особом счету? — жадно спросила Оливия, позабыв про нанесенную обиду и вся обратившись в любопытство.
Прежде чем ответить, Колдблад долго и внимательно смотрел на нее, взвешивая слова, а потом произнес загадочную вещь:
— Она часть этого места. Колдфилд выбрал ее так же, как когда-то выбрал меня.
— Что… что вы имеете в виду?
Граф промолчал. Оливия пыталась связать полученный ответ с образом той глуповатой девчонки с носом-картошкой и не могла. Бог знает, что хотел сказать этим Колдблад, но Ката явно знает какую-то его тайну, а он явно уверен в ее молчании. Что же связывает их обоих кроме Себастьяна и ее неразделенного чувства?
Оливия ощутила укол ревности: вряд ли граф мог сказать о ней то же самое. Стал ли бы он с тем же рвением защищать ее честь? Впрочем, ерунда все это. Ее он будет любить и желать — а это по всем меркам значит куда больше, чем какое-то там уважение. И сейчас ей стоит работать над этим. Если не получилось задать разговору полушутливый тон, так располагающий к флирту, тогда они поговорят о серьезных личных вещах.
— Простите, граф, однажды утром я случайно подслушала ваш разговор. Ваш с Катой. Вы обсуждали Себастьяна. Как я понимаю, мальчик болен? — Оливия приняла озабоченно-доверительный тон.
— Верно, дорогая, — холодно заметил граф, всем своим видом выражая нежелание затрагивать эту тему. Но Оливия уже не могла ненавязчиво сменить ее и шла напролом:
— А что говорят врачи?
— Ни один из врачей, которые были здесь, не смог поставить диагноз, — сквозь зубы выдавил Колдблад. — Впрочем, самый уважаемый из них убеждал нас в том, что это ипохондрия.
— А что думаете вы?