Она распахнула глаза и увидела лицо убийцы.
Принц Каллиас.
Волосы цвета солнечного огня, заплетённые в длинную косу, перекинутую через плечо, покоились на бирюзовой тунике с длинными рукавами — тонкий шёлк, филигранно расшитый золотом, его очень легко проколоть. Его глаза были самого бледного сине-зелёного оттенка, который она когда-либо видела, как взбитая звёздная пыль, как плесень. Его лицо было странно открытым, беззащитным, на нём не было ничего, кроме надежды.
Она могла бы это изменить.
Сорен вскочила, рыча, потянув руки к его горлу, приготовившись вырвать жизнь из его красивой шеи.
— Ты!
В мгновение ока он превратился из друга в воина и, поймав её за запястья, без труда прижав.
Чёрт возьми. Чёрт возьми.
В таком состоянии её тело не могло выдержать боя. Она дрожала только от усилия этого единственного выпада, волна за волной головокружительная боль, сковывала её конечности.
Так что, боль отсутствовала, только если она не двигалась. Это было плачевно, в основном потому, что она только что бросилась прямо в объятия убийцы Джиры, его сердце было в нескольких сантиметрах от неё, и у неё не было оружия, которое можно было бы вонзить в него по самую рукоять. Нет сил выдавить из лёгких воздух. Ничего.
Ракель доверила ей своё право на его смерть, а она потерпела неудачу.
Она ненавидела его лицо, — красивое в отличие от Элиаса, со всеми острыми углами и изящными чертами, — больше, чем ненавидела что-либо в своей жизни. И это о чём-то говорило, ведь она ненавидела довольно много вещей, и ненавидела их очень сильно.
— Прекрасное отношение к тому, кто спас тебе жизнь, — пожурил он её.
— Иди в преисподнюю, — плюнула Сорен ему в лицо, ударив коленом ему в пах.
Принц немедленно отпустил её, взвыв от боли. Всё нежное в его глазах превратилось из звёздной пыли в известняк. Он похромал назад, но держался так прямо, как только мог, цепляясь за своё самообладание.
— Попробуешь убить меня ещё раз, и ты обнаружишь, что наши подземелья гораздо менее гостеприимны, чем эта комната.
Эта комната — округлая, как башенка замка, стены окрашены в нежный кремовый оттенок, с ползучими виноградными лозами и странными цветами, нарисованными от пола до потолка весёлыми взмахами кисти. Баночки с припарками и пучки сушёных трав были разложены на тумбочке рядом с её кроватью — одни лекарства для предотвращения инфекции, о назначении других она не могла догадаться. Широкое окно, обрамлённое неотёсанным деревом, находилось напротив её предполагаемого смертного одра, а за ним…
Это объясняло рёв, который не утихал даже тогда, когда она вырвалась из пылающих кошмаров в более спокойные сны. Вовсе не огонь, а вода, которая тянулась всё дальше и дальше, конца и края не было видно.
Океан.
Ржавая коса Мортем. Она была в Атласе.
В течение нескольких тяжелых ударов сердца они пребывали на своих позициях — Сорен, упершаяся ладонями в матрас, готовая к атаке, и принц Атласа, уставившийся на неё так, словно она разбивала его проклятое богами сердце. Она закрыла глаза, делая медленный вдох, пытаясь успокоиться. Здесь было что-то, чего она недопонимала, и она вот-вот умрёт, если не выяснит это.
— Не думала, что Атлас берёт пленных, — сказала она, наконец, снова пытаясь встать.
Но её голова закружилась, как волчок, и она стала заваливаться.
Принц Каллиас, либо действительно глупый, либо страдающий от переизбытка жалости, снова поймал её, удержав за запястья.
— А я не думал, что Никс обучает своих солдат совершать самоубийства.
Она откинула голову, ухмыляясь своей самой дикой ухмылкой, позволяя ненависти расползаться по её лицу, как растущий сорняк.
— Ты понятия не имеешь, чему нас учат, ублюдок. А теперь отпусти меня.
Что-то в его глазах дрогнуло при её усмешке, но он не ответил на её ненависть вспышкой своей собственной, не вторил её насмешливому взгляду.
Он казался… грустным. Если бы она ничего не знала, то назвала бы это горем.
Что бы это ни было, он подчинился, подтянул её к краю кровати и сделал три длинных шага назад. Он был не намного выше Элиаса, но его ноги составляли значительную часть его тела, более неуклюжего, чем она могла предположить, когда он был в доспехах. Его поза была слишком идеальной, плечи отведены назад, как у статуи какого-то давно умершего короля. Телосложение не воина, а политика.
— Ты не знаешь, кто я, не так ли? — тихо сказал он.
— Каллиас, Первый Принц Атласа, второй ребёнок самой королевы Адриаты.
Она изобразила насмешливый полупоклон со своего места, стараясь не обращать внимания на то, насколько скованным было движение и, надеясь, что не выглядит слишком жалко в этом залатанном больничном халате.